Книга Как, страница 33. Автор книги Али Смит

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Как»

Cтраница 33

Ветер хлещет по пламени, гоняет его по хворосту. Они уже несколько недель собирали прибитые к берегу деревяшки — специально для этого костра — и сушили их в облицованном плитками камине в гостиной, рядом с электрическим обогревателем. Кейт нравится жить в доме. Вначале ей не понравился его запах, но теперь она, кажется, забыла об этом. Ей очень приятно иметь отдельную комнату, пусть даже совсем маленькую. Думаю, мы тут останемся, сказала ей Эми. Поживем какое-то время, посмотрим, что и как.

Значит, мне можно завести кошку? — поинтересовалась Кейт.

Пока нет, ответила Эми.

Несколько раз к дому наведывался Энгус, звонил в дверь, стучал в окно, если никто не реагировал на звонок. Когда Эми открывает дверь, он стоит на коврике, переминаясь с ноги на ногу, и ковыряет у себя под ногтями. Я хочу извиниться, говорит он. Хочу загладить свою вину. Он пронюхал, где теперь работает Эми, и заявился туда, чтобы переброситься с ней парой слов через прилавок, пока она ставит чашки на блюдца, нажимает на кнопки кассового аппарата, краем глаза поглядывая на дверь, когда кто-нибудь входит.

Я сейчас занята, Энгус, говорит она.

В последний раз, когда он приходил, у него был какой-то опустошенный, растерянный вид. Он перегнулся над кофейным автоматом и сказал ей прямо поверх фарфоровых башен из чашек и блюдец, что посмотрел по телевизору «Короткую встречу» [12] , и она вызвала у него слезы. Эми расхохоталась, едва не уронила себе на ноги чайник, в который наливала кипяток. Она осторожно поставила чайник на стол и перегнулась через прилавок, словно собираясь открыть Энгусу какой-то секрет. Он тоже подался вперед, чтобы услышать, что она ему говорит.

Послушай, Энгус, тихо сказала Эми, ты жестоко ошибся. Я никогда не собиралась тебя соблазнять, трахаться с тобой, вообще прикасаться к тебе. Я не из таких.

Энгус отпрянул, поглядел на нее глазами, в которых читались оторопь и обида; Эми не могла понять — оттого ли это, что она выложила ему правду, или оттого, что своим лучшим выговором в стиле «Короткого свидания» она произнесла неприличное слово. Так или иначе, это подействовало, Энгус больше не приходил — ни к ней на работу, ни домой. Когда он заявится снова, она еще раз попытается вернуть ему те деньги, что осталась должна. С этой целью Эми открыла счет в банке и взяла овердрафт. Пока же, стоя перед ее дверью, Энгус отказывался брать чек, а чек, посланный ему в кемпинг, он еще не обналичил. Она решила, что, когда срок того отосланного чека истечет, она пойдет туда и засунет деньги, наличными, в почтовый ящик конторы. Долги могут тянуться за тобой всю жизнь.

Кейт скачет вокруг костра и поет тут же придуманную песенку. Морозно, студено, холодно, да; прохладно, тепло, жарко, знойно, просто кипяток, поет она. Замирает, прикрывает глаза руками — ветер принес в ее сторону дым. На прошлой неделе они наконец отнесли фотоаппарат в аптеку, а когда фотографии напечатали, то оказалось, что там засняты в основном собаки. Собака у моря. Собака возле магазина. Собачьи задние лапы. Две лежащие собаки. Собака в саду. Собака под дождем. Кейт еще не видела этих фотографий; в качестве рождественского подарка, Эми поместила лучшие снимки в большую раму, а к раме прикрепила табличку с надписью «Италия Кейт». Получилась настоящая картина, она завернута в бумагу и спрятана дома. Другой подарок для Кейт — фотоаппарат, на этот раз настоящий, не одноразовый. Его Эми тоже купила на деньги, взятые у банка. Она подсчитала, что ей придется работать более или менее постоянно в течение трех лет и семи месяцев, чтобы вернуть деньги, потраченные на эти покупки и на залог, внесенный владельцам снятого дома. Кейт еще не знает про новый фотоаппарат.

Она просовывает голову под руку Эми. Эми глядит на нее. Кейт вся в пепле. На лице, в волосах, на губах, на глазах — всюду пепел.

А ты вынула тот другой блокнот из коробки? — спрашивает Кейт, вырываясь.

Какой другой блокнот? — не понимает Эми.

Ну, тот, другой, непохожий на остальные, говорит Кейт.

Какой другой блокнот? — повторяет Эми. Она наблюдает за тем, как волны света бегут, сменяя друг друга, по горящей бумаге. Свет колеблется, он словно дышит сквозь слои страниц. Искорки взлетают в воздух над костром — выше, выше, вот и все.

Конечно, жечь книги — извращенное удовольствие. Не такое уж, впрочем, это извращение, каким было использование книг в качестве механического инструмента — например, когда с книгами едят и спят, можно сказать, книгой живут; и все-таки, это сожжение вызывает какую-то особенную дрожь порочности, и Эми нисколько не удивлена тем, насколько ее радует мысль о совершаемом ею поступке. Кейт проявила упрямство. Не надо сжигать дневники, говорила она, ведь они могут оказаться важными для истории. Эми объясняла: это все равно что ты нарисуешь или напишешь что-нибудь начерно, и тебе не понравится, тогда ты выбрасываешь свои наброски и начинаешь все заново.

Но мы могли бы сдать их в макулатуру, возразила Кейт. Они же из бумаги.

Могли бы, ответила Эми. Но это же личные записи. К тому же мы сможем осветить ими весь берег.

Перед таким доводом даже Кейт не устояла. Они греются у костра, который прожег чистую горячую полынью в снегу, и Эми следит, чтобы Кейт не подходила слишком близко к пламени, и рассказывает ей про одного древнего грека, который писал книги о трагедии, комедии, этике…

Это вроде «этического меньшинства»? — спрашивает Кейт.

Этика, а там — «этническое», поправляет ее Эми.

А что тогда такое этика? — спрашивает Кейт.

Ну, это такой свод правил, где говорится, как людям следует себя вести, объясняет Эми. Но слушай. Тот человек считал, что единственные в мире настоящие цвета — белый и золотой: золотой — для земли и солнца, а белый — для воздуха, воды и всего остального.

Но белый же вообще не цвет, возражает Кейт.

А он думал, говорит Эми, что все остальные цвета — это что-то вроде наносного красителя, и что его можно удалить, просто сжигая вещи.

Как это? — спрашивает Кейт.

Ну, объясняет Эми, он хотел этим сказать, что все возвращается к своему изначальному цвету — сгорая, снова становится белым.

Вот еще глупость. Когда вещь сгорает, она становится черной, снова возражает Кейт.

Эми смеется: Правильно. Она подхватывает Кейт под мышки и валит ее в снег, говорит ей, что, если поднять и опустить руки, а потом аккуратно встать, то можно увидеть, что за фигура получилась.

Пока Кейт при свете костра впечатывает в снег фигуры птиц или ангелов, Эми ждет, во что превратятся ее сгоревшие слова. Костер уже догорает. Скоро, думает Эми, от него ничего не останется. Пепел — и только. Больше ничего.

Эш

Вот я и дома, но понятия не имею — где это я.

Конечно, это не совсем верно. Городок все тот же, только стал чуть-чуть больше, чуть-чуть уродливее. Раскинувшийся, как всегда, под горными вершинами, подстерегая из засады полное отсутствие событий, происходящих вокруг Лимана. Воздух тут по-прежнему чистый, пахнет елками и соснами из садов при частных пансионах. С крыш, как и раньше, скрипуче кричат чайки с крючковатыми клювами. Ничего не изменилось — и все по-другому. Дом — этот старый дом, дом моего отца, новый для меня. В этом доме теперь пахнет как-то странно, как будто здесь жил и умер кто - то очень старый, а его запах еще не улетучился. Ну вот, ты и дома, повторяю я сама себе, распахивая двери в незнакомые комнаты.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация