Когда-то в молодости, когда я только окончил институт, мы жили в двухэтажном деревянном доме без удобств. Соседкой нашей была женщина, которая растила сына-дебила по имени Митя и очень о нем заботилась. Мальчик был уже взрослый, но послушный – никаких неприятностей ни маме, ни соседям не доставлял. Весь его словарный запас состоял из трех одинаковых слов: ха-ха-ха. Ими он умудрялся выразить множество своих желаний и впечатлений. Мы с женой помогали несчастной женщине, отдавали Мите кое-какую одежду, иногда угощали чем-нибудь вкусненьким. Когда наш дом наконец решили сносить, всех соседей разбросали по разным районам города. Кто имел связи, получил вполне сносное жилье, а женщину с дебилом загнали куда-то в микрорайон за аэропорт. Оказалось, что туда на двух автобусах ехать больше часа. Мы все разъехались, но связей не разрывали. Иногда Митя с мамой приезжали к нам взять что-нибудь из моих старых вещей. Митя очень любил получать мои старые брюки и свитера. Он гулял в них возле своего дома и с радостью показывал обновки всем соседям. Иногда его мама обращалась ко мне сделать копию врачебной справки. Вот и недавно для комиссии ВТЭК потребовался набор документов и справок из психиатрической лечебницы. Я взял груду бумажек на работу и на всякий случай сделал несколько копий. Со временем у меня в шкафу появилась папка с множеством Митиных справок. Были там и результаты ежегодных обследований, которые подтверждали, что Митя абсолютно неопасен для окружающих. Почему я здесь вспомнил об этих справках? Случайно? Нет, ничуть не случайно. Дело в том, что эти справки сыграли свою роль, что станет понятно в ходе последующего повествования.
Однажды, гуляя по центральной улице нашего областного центра с населением почти три миллиона человек, я неожиданно задумался о нищих. И чего вдруг – что я, мало их видел? Видеть-то видел, иногда подавал, иногда брезгливо обходил. Но вот не задумывался никогда. А тут решил понаблюдать, может быть, перекинуться парой слов, вообще проникнуться проблемой. И что? Подал одному, второму, третьему. Подал сразу двум старушкам, которые заняли места справа и слева в тамбуре одного из магазинов. Оказалось, что они произносят один и тот же текст, известный вам не хуже, чем мне: подайте Христа ради и т. п. Да и эти слова произносятся без души, так, автоматически. Одна женщина выделялась из этой публики – она плакала и почти кричала что-то о лечении. Был еще пожилой и хорошо одетый мужчина, который подходил вплотную и просил денег очень тихим голосом. Кроме того, я вспомнил, как в прошлом году в Москве ко мне подвалил парень и прямым текстом попросил на опохмел. Дал, конечно. Что же я, не понимаю?! Особая группа – калеки. Им почти не надо говорить.
Вот, пожалуй, и весь диапазон воздействия на сердобольное население. Невелик, не так ли? А где тонкая игра на чувствах? Где те анекдотические ситуации, когда два нищих работают на контрасте: один умоляет православных вблизи церкви, а второй рядом просит помочь бедному еврею. Нет выдумки у людей, нет. Между тем сборы у нищих вполне нормальные, даже, я бы сказал, более чем. Хватает и на хлеб, и на выпивку, да и на масло с красной икрой перепадает. Жаль только, контингент нищих весьма специфичен. Те, кто набирает достаточно много, довольно скоро исчезают с улиц, переходя к другим видам бизнеса. Таких, впрочем, единицы.
А одежда? Боже мой! Это надо отыскать такую рвань! Я поинтересовался у бомжей; они утверждали, что в мусорные ящики выбрасывают вполне годные для носки вещи. Они демонстрировали мне пиджаки и куртки, которые достали из помоек. Точно в таких же ходит большинство населения, по крайней мере мои коллеги по работе. Отсюда я сделал вывод, что нищие специально выбрали одеяние, которое, по их мнению, заставит содрогнуться милосердного человека. И они, конечно же, ошиблись. Такая одежда заставляет не опускать руку в карман за мелочью, а обойти нищего по дуге возможно большего радиуса.
Критиковать просто, а что я могу внести оригинального и свежего в этот вид деятельности? Ну, например, выдавать справки на благотворительность для уменьшения налогообложения. Представляете такого нищего: он с печатью и бланками, он громогласен, он величествен, он пытается улучшить социальную ситуацию и одновременно немного заработать много денег. Хотя, впрочем, такому нищему не место рядом с рынком или в местах скопления обычного безденежного населения, поскольку это население ни хрена не понимает в фискальной политике государства. Такой нищий может работать у входа в банки или крупные концерны, работать с 10 до 18 – с перерывом на обед, естественно.
Другая идея, которая меня внезапно осенила, не блистала оригинальностью. Эту идею, по-моему, использовал еще Генри Форд. От каждого по копеечке, но этих каждых должно быть очень много. Представьте себе, что нищий просит подать самую мелкую монетку, – ну кто откажет? Да никто! Работы, конечно, море, но какой результат. Любая бабушка, любая старушка откликнется на призыв подать копеечку на хлеб. А сколько этих бабушек!
Решение пришло неожиданно. Я купил за сумасшедшие деньги седой обильноволосатый парик на свою лысую голову, достал такого же цвета китайского производства усы на липкой основе, надел на себя немыслимые для моего возраста одежды – яркие, броские, но чистые и отглаженные. И вышел с утра на улицы города, предварительно позаботившись о больничном листе. Это чтобы на работе меня не хватились.
Представьте себе среднего роста немолодого человека в ярко-красном пиджаке, в желтых вельветовых брюках, с желтым шарфом, завязанным бантом на шее, и в начищенных до блеска коричневых техасских сапогах с металлическими носками. Представляете? Значит, у вас богатое воображение. Я с трудом мог представить такую картину, пока не взглянул на себя в зеркале. В нем отражался совершенно необычный тип – то ли художник, то ли актер на пенсии. Длинные седые волосы, пышные усы, безумно яркий наряд и еще сверкающие ковбойские сапоги. Работающие на улице девушки должны были дать такому индивидууму серьезную скидку. Впрочем, в дальнейшем это подтвердилось.
Участок, выбранный на центральной улице города, вполне мне подходил. Я решил прогуливаться от большого ювелирного магазина до места, где были сосредоточены рестораны. Я не унижался. Собственным, хорошо поставленным голосом я произносил:
– Я полагаю, вас не затруднит подать НИЩЕМУ самую мелкую монету в вашем кошельке или кармане.
Некоторые спрашивали, почему, дескать, самую мелкую. Может быть, лучше просить, кто что сможет? Но я стоял на своем. Удивительно, только несколько человек подали мне десяти– и пятидесятикопеечные монетки. Обычно подавали рублевые и двухрублевые, иногда пять рублей. Много подавали бумажных денег. Как правило, десятирублевые купюры.
Особенно хорошо получалось возле ресторанов, где обедали иностранцы. Я вспомнил несколько английских слов: «нищий», «самая мелкая монета» – и произносил их без малейшего, как мне казалось, акцента. Give to begger the least coin. Give some bits, please. Эффект превзошел все ожидания – вероятно, из-за безукоризненного произношения. Монет, как вы понимаете, у иностранцев не бывает, поэтому мне в руку совали долларовые и пятидолларовые бумажки. Тоже приятно, знаете ли.
В первый же день произошло любопытное, но закономерное событие. Ко мне подошла пожилая попрошайка и спокойным и довольно молодым голосом произнесла:
