— Спасибо, вы мне очень помогли, — сказала я и распрощалась.
Второй раз я слышала эту фамилию — Башкиров. Случайность или строгий инспектор со жгучими, диковатыми глазами возникает на моем пути не просто так? Вспоминая испуг Борзого, я была склонна верить в это.
Больше в больнице мне нечего было делать. На городских улицах уже начинали сгущаться сумерки. Жизнь шла как обычно — катились по мостовой автомобили, светились огнями витрины магазинов, толпы уставших людей спешили домой, не обращая внимания на предвыборные листовки, расклеенные по всем углам. Но я подозревала, что где-то в недрах этого города зарождается легкая паника и кто-то лихорадочно соображает, что делать с незнакомкой по имени Ольга Шварц. Мне оставалось отправляться в гостиницу и ждать.
Все произошло даже быстрее и проще, чем я ожидала. Едва я успела подняться к себе в номер, как в дверь постучали.
— Открыто! — сказала я.
В комнату ввалились двое мужчин. Один был дороден, румян и все время улыбался. Однако глазки его, выглядывающие из-под густых бровей, смотрели хитро и подозрительно. Второй казался щуплым и сердитым. Войдя, они быстро окинули взглядом комнату, и дородный сказал:
— Ольга Шварц, если не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь, — ответила я. — С кем, простите, имею честь?
Толстые губы мужчины раздвинулись в широкой улыбке. Он протянул мне удостоверение.
Ну вот, слетается воронье, подумала я, прочитав его фамилию — Балчугин Николай Васильевич. Возвращая удостоверение, спросила:
— И что же хочет от меня милиция?
— К нам поступили сведения, — важно сообщил Балчугин, — что вы вели съемку на секретном объекте. Мне поручено разобраться с этим вопросом.
— Пожалуйста, разбирайтесь! — пожала я плечами.
— Мне нравится, что вы так разумно реагируете на наш визит, — похвалил меня Балчугин. — Хочу надеяться, что вместе мы быстро разрешим это недоразумение.
— Да, мне тоже не нравится, когда недоразумения затягиваются, — призналась я. — И как же вы представляете себе наше сотрудничество?
— Ну, во-первых, мне бы хотелось ознакомиться с видеоматериалами, — радостно заявил Балчугин.
— Увы, у меня их нет, — развела я руками.
Толстое лицо Балчугина нахмурилось. Он сделал нетерпеливый жест рукой и коротко бросил:
— Тишков, осмотри помещение!
Я без особого огорчения наблюдала, как щуплый осматривает помещение, роется в моем чемодане и перетряхивает сумочку. Балчугин, несколько сбитый с толку моим спокойствием, поинтересовался, придав своему голосу невыносимо приторные интонации:
— А где же они, госпожа Шварц? Где ваша видеокамера? Ведь они существуют?
— Разумеется, — кивнула я. — Но где они — это секрет.
— В таком случае, — делаясь серьезным, заявил Балчугин, — вам придется пройти с нами!
— С удовольствием, — ответила я. — А далеко?
— Ну, что вы! — улыбнулся Балчугин. — Наша контора совсем рядом. Только захватите свою сумочку, а то ворья развелось!..
Я не протестовала. Мы покинули гостиницу и сели в красную «Ниву», стоявшую у тротуара. Откинув сиденье, Балчугин пропустил меня назад и тут же плюхнулся рядом, придавив своей тушей. Сердитый Тишков уселся за руль и завел мотор.
Едва автомобиль тронулся, мой сосед вытащил из-за пазухи пистолет и демонстративно передернул затвор.
— Советую вам и дальше вести себя спокойно! — сказал он совсем другим тоном — жестким и злым. — Шутки закончились!
Глава 10
Старицкую с утра мучила невыносимая головная боль. Вчерашнее свидание выбило ее из колеи окончательно, и как-то примириться с жизнью ей удалось, только опорожнив вторую бутылку мартини. Поздней ночью она забылась в тяжелом хмельном сне, а уже в шесть часов утра ее разбудил безжалостный треск будильника. Чтобы привести себя в чувство, пришлось прибегнуть к помощи ледяного душа и крепчайшего кофе. Любовь Ивановна умела держать себя в руках в любых обстоятельствах — бизнес есть бизнес, и слабых он не прощает.
Сегодня утром ей предстояло пристроить партию водки, навязанную ей человеком, который был страстью и мучением ее жизни. Он позвонил в семь часов утра и сообщил, что грузовики уже прибыли и ждут около завода. Голос Анатолия был сух и деловит. Как ни старалась Любовь Ивановна, но ей не удалось уловить в нем даже намека на какое-то теплое чувство.
Она отправилась на завод и занялась делами. Левый груз был распределен по торговым точкам и как бы перестал существовать. Если бы кому-то сильно захотелось, при определенном усердии он, конечно, разыскал бы эти не зарегистрированные в документах партии товара, но Любовь Ивановна знала, что в городе ни у кого не может возникнуть такого желания. Алкогольный бизнес в Приозерске находился под личным негласным патронажем мэра. Итак, все шло своим чередом, но к середине дня Старицкая уже чувствовала себя выжатой как лимон. Трещала голова, а душа разрывалась от тоски и разочарования. Все вокруг: пасмурный свет дня, человеческие лица, даже бланки накладных — вызывало у нее раздражение и ненависть. Она рвала и метала, стараясь выместить свою боль на подчиненных, но облегчения не наступало.
Ей невыносимо хотелось выпить, но она держалась, верная своему правилу не прикасаться к спиртному в течение дня. Она догадывалась, что стоит отпустить, как говорится, вожжи, и это станет прологом к неминуемому падению. А Старицкая во что бы то ни стало хотела удержаться на гребне успеха.
Впрочем, сегодня она намеревалась отправиться домой раньше обычного, втайне надеясь, что ее старания не останутся незамеченными, и Анатолий оценит их. Пусть даже с чисто прагматической точки зрения — она надеялась на новую встречу. Ее неудержимо влекло к этому жестокому, необузданному человеку — и тут Любовь Ивановна ничего не могла с собой поделать.
Но в четыре часа ей неожиданно позвонил Гудков. Он был заметно взвинчен и говорил раздраженным отрывистым тоном.
— Я сейчас к тебе заеду, — сообщил он. — Нужно поговорить.
— Это так срочно? — недовольно спросила Старицкая.
— Это очень срочно! — взбеленился Гудков. — Я буду ждать в машине, поэтому потрудись заранее выйти!
Такой тон был достаточно необычен для него, поэтому Любовь Ивановна не стала спорить, хотя ей вовсе не улыбалось торчать у ворот собственного завода, как какой-нибудь фабричной девчонке, поджидающей милого у проходной. Но в голосе Гудкова прозвучало нечто такое, что заставило ее сердце сжаться в недобром предчувствии.
Чтобы не выглядеть совсем уж смешно, Любовь Ивановна не стала торопиться: прикинула время, необходимое мэру, чтобы доехать до завода, выждала его и только тогда, набросив шубу, вышла к своей проходной. Однако машина Гудкова была уже здесь. Старицкую удивило, что он сам сидел за рулем. Едва Любовь Ивановна уселась рядом с ним на сиденье, мэр рванул автомобиль с места и помчался вперед, словно боялся опоздать куда-то.
