После занятий они отправились к нему домой, и Даша узнала, что он самый что ни на есть коренной москвич, что мама у него хирург-онколог, а отец профессор-химик, а не какой-нибудь забулдыга, как можно было подумать, глядя на Геркины дешевые джинсы.
Гладышев внятно и доходчиво объяснял ей все, чего она не понимала, и они ели испеченные его мамой пирожки, и оказалось, что молчаливый Герка знает много такого, о чем Даша и представления не имеет, например, о редких минералах, лежавших на многочисленных книжных полках. Даше было с ним так легко и интересно, что она ни разу даже не вспомнила об Игоре, а на следующий день, придя на лекцию, испугалась, что Гладышев сядет не с ней, а с кем-то еще. Георгий сел с ней и всегда сидел рядом до самого окончания института.
Даше всегда было с ним легко и интересно, и все было бы прекрасно, если бы она не то чтобы его стеснялась – нет, конечно, любому ясно, что он умен и начитан, что ему присуща настоящая интеллигентность старой московской семьи, просто она не могла им гордиться. Парень как парень, ничего особенного. Он не только не играл в теннис, он даже танцевать не умел, а учиться танцам категорически отказывался, и Даша не могла ходить с ним на дискотеки. Вернее, могла, и он всегда сопровождал ее, когда она с подружками отправлялась в какой-нибудь клуб, просто никакого удовольствия такое сопровождение ей не доставляло, поскольку шумных компаний Герка терпеть не мог, в разговорах участия почти не принимал и отбывал пребывание на дискотеке как повинность.
Он долго не мог понять, чем ей не нравится его одежда. Впрочем, Дарья подозревала, что не понял до сих пор.
– Ты что, джинсы на рынке покупаешь? – спрашивала она, неодобрительно косясь на его облезлые колени.
– Ну да, – удивлялся он. – А где же их еще покупать?
– В магазине, – объясняла она, подозревая, что Герка над ней просто смеется. – В хорошем магазине.
– Зачем? – опять не понимал он.
– Чтобы выглядеть достойно, – начиная терять терпение, фыркала Даша.
– Ты определяешь достоинство человека по штанам?
– И по штанам тоже! – взрывалась она. – Человек должен быть одет хорошо. Дорого. Чтобы все его уважали. Ты можешь быть семи пядей во лбу, но если на тебе дешевая одежда, то и цена тебе полкопейки.
На этом, как правило, разговор заканчивался, потому что Герка словно переставал ее слышать. Признавать очевидную истину он так и не хотел и ходил черт-те в чем, пока она сама не стала покупать ему одежду.
Или вот стрижка! Волосы у него были густые, даже вились немного, и стильная стрижка вполне могла бы придать ему модный и ухоженный вид.
– Пойди в хорошую парикмахерскую, – просила Даша. – Ну что ты ходишь, как беспризорник в фильме про ЧК.
– А я вообще в парикмахерские не хожу, – объяснил он. – Ни в хорошие, ни в плохие.
– Как? – ахнула она. – А кто же тебя стрижет?
– Мама. Если хочешь, ты постриги.
Он так ни разу и не пошел в салон, и Дарье в конце концов пришлось овладеть парикмахерским искусством.
Собственно, ей не удалось переменить его ни в чем. Он не ходил в парикмахерские, он работал на проклятом заводе, забывал подавать ей пальто, а когда они ходили в театр, у нее мгновенно портилось настроение, потому что видеть его кислую физиономию было просто невыносимо.
Она знала, что он очень ее любит.
Она знала, что на него всегда можно положиться.
– Петр Михалыч, – неожиданно спросила Дарья вошедшего директора, – вы в театр ходить любите?
– В какой? – не понял он.
– Ну… не знаю. Вообще в театр.
– Нет. Терпеть не могу.
– А когда жена просит, ходите?
Тут он задумался, взявшись рукой за спинку кресла, на которое собирался усесться, как будто не знал, ходит он в театр или не ходит.
– Она не просит. Она знает, что я этого не люблю.
Он наконец уселся в вертящееся кресло и отвернулся к компьютеру, а Дарья вышла из кабинета.
Петру очень хотелось позвонить домой. Позвонить просто так, услышать мелодичный Александринин голос. Забыть о том, что она уже не жена ему. Ему казалось, что он знает о ней все, а он не знал главного – что он ей не нужен. Ненависть, которой он так боялся, так и не появилась, а были только жалость к ней и страх. Ему было страшно за нее, потому что она, умная и добрая, выбрала себе человека настолько ничтожного, что, казалось, не видеть этого просто невозможно. Он знал, что должен сказать ей об этом, и понимал, что никогда не скажет. И за себя ему было страшно, потому что без нее жизнь не имела никакого смысла и казалась только долгой чередой наполненных пустотой дней.
Петр Михайлович смотрел на захлопнувшуюся за Дарьей дверь и уговаривал себя начать работать. Потом решительно протянул руку к телефону и набрал свой домашний номер.
– Наташ! – распахнув дверь в ее комнату, громко позвал Морошин: – Выйди на минутку!
Наташа выбралась из-за стола и уже перед дверью прошипела:
– Ты что, спятил?
Громко разговаривать в их офисе было не принято. Если кому-то требовалось что-нибудь обсудить, шли в переговорную или на кухню. А просто так никто не орал, даже по телефону старались говорить тихо, никому не мешать.
Тут он схватил ее за руку, почти выдернул из комнаты и подтолкнул к курилке. Покрутил головой и зачем-то посмотрел на потолок.
– Нет, ты точно спятил, – решила Наташа. – Ну и полоса пошла – сплошные чудеса.
– Озерцова убили, – наклонившись, прошептал он ей почти в ухо.
– Что-о?!
Стас смотрел куда-то в сторону, и опять Наташе стало странно, что она совсем недавно считала его «молодежью». Никакая он не «молодежь», умный и серьезный парень.
– Я приехал утром, смотрю, Борька на крыльце стоит.
– Ну да, – подтвердила Наташа, – он ко мне приезжал. Телефон вернул.
– А он что, видел, как ты Сережу забирала?
– Выходит, видел.
– А Петру ты сказала, что это Озерцов все затеял?
– Сказала, конечно. И про тебя сказала.
– Ну, в общем, я решил за Борькой проследить. Сам не знаю, зачем. Но когда машину завел, он уже уехал. Не иначе, как судьба подсказала, чтобы я работать шел. Я и пошел. Только что-то мне покоя не давало. Короче, снова спустился вниз и поехал к нему домой. Еще прикинул, как лучше ехать, по Яузе или переулками. Поехал по Яузе.
Тут он снова посмотрел на потолок, а потом в сторону.
– Смотрю, слева толпа народу, и техника работает. Короче, его машину из воды доставали. А самого в «Скорую помощь» затаскивали. Это он, точно, я видел. И «Нива» его.
– Господи, ужас какой! А почему ты решил, что его убили? Может, он сам?.. Не справился с управлением?
