Что-то важное, потому что следующий седьмой — он отдыхал.
Вроде бы — так.
Значит, на шестой день он сотворил человека, что есть важнее его в мироздании?
Что ж, будем считать это хорошим предзнаменованием.
Меня ведь озарило, едва наступил день шестой. Было уже за полночь.
Это — точно
Наскоро поглотив кофе, он взялся за телефон.
Машину взаймы нашел довольно быстро и уже через час мчался по Москве на чужом громоздком, но ходком джипе.
В «Останкино» заскочил всего на минуту, успокоив, однако, своим бодрым видом совсем уж поникшую секретаршу Аню.
Из сейфа, где хранилось немного наличных денег, какие-то сценарии, договоры, накладные и несколько кассет с убойным компроматом, извлечен был плотный пластиковый пакет со злополучной «лодочкой»
Подчиняясь мимолетному порыву, а вернее — инерции той решимости, которой проникся с утра, он хотел, было открыть пакет.
Но не смог.
Оттуда отчетливо сквозило…. ужасом.
Наваждение, притаившееся где-то поблизости, готово было в любую минуту снова набросить удушливый полог.
Ничего этого Сергей Макеев не понял, а вернее — не осознал, но ощутил очень остро.
И почувствовал, что действовать надо быстро.
Очень быстро.
Пока ничего эдакого не случилось на самом деле.
Крепко, но с превеликой осторожностью, он зажал пакет под мышкой, и почти бегом, ринулся к выходу.
Скоро, преодолев вязкую трясину городских пробок, машина бойко выскочила на загородное шоссе, ухоженное, аккуратное, свободное даже днем.
Откровенно говоря, никакого, даже очень приблизительного плана у него не было.
Пожалуй, он даже не смог бы ответить на вопрос, зачем мчится на это проклятое место?
Что надеется обнаружить?
С какой стороны подступится?
Решение пришло неожиданно, когда вдали за деревьями мелькнули крыши домов.
Вдоль трассы, почти примыкая друг к другу, тянулись поселки.
По большей части — дачные.
— Симпатичная? Светленькая? Еще — какая? Странная, говоришь? Есть тут две такие, дачницы…. Обе — странные. Тебе — которую?
Это был уже четвертый поселок.
Небольшие деревянные дома, утопали в буйных зарослях кустарника.
Заборы были невысоки, кое — где оградой служила ржавая металлическая сетка, некоторые, и вовсе, обходились без ограды.
Старушка медленно брела по разбитой колее, узкой дороги, бегущей сквозь поселок, и, судя по всему, от души обрадовалась случайному собеседнику
— Какую — то из них, наверное. А где их дом?
— А ты что ж, имени не знаешь?
— Да так случилось, вот, имени не знаю. Но живет, думаю, здесь. Так, где дом-то?
Старушка покачала головой, явно осуждая.
Однако, не Сергея, а легкомысленных дачниц.
— Вот ведь, девушки, какие пошли нынче! Имени не сказала — а в гости позвала. А ты и примчался…. Других, что ли, нет, за чудными бегаешь?
— А чем же они чудные?
— Как это, чем? Сам ведь сказал — странная.
— Ну, я так… по виду только.
— Если б — по виду! А то.… Может, поедешь подобру— поздорову?
— Нет. Раз уж приехал.
— Ну, гляди…. Как зеленый забор кончится, повернешь направо, а потом езжай себе потихоньку по улице, никуда не сворачивай, последний дом слева, ихний будет.
Спасибо.
Макеев аккуратно объехал старушку.
— А зовут их Майя и Тая. Выбирай любую.…
Старушка осталась стоять на дороге.
И что-то еще говорила вслед удалявшемуся джипу.
Зеленый забор, однако, кончился довольно скоро. И Сергей скрылся от нее за поворотом.
Решимости в нем заметно поубавилось.
Улица, на которую указала старушка, на самом деле, оказалась проулком, узким и ухабистым.
С обеих сторон тянулись старые, покосившиеся заборы.
Любопытные, или просто заскучавшие в тишине деревья выглядывали из-за них, тянули навстречу друг другу раскидистые ветви, образуя над проулком живой шелестящий купол.
От того, наверное, было здесь сумрачно и сыро.
Дачный сезон в поселке был давно открыт.
Окна многих домов распахнуты.
На перилах крылечек, а то и прямо на заборах — проветривались коврики, пледы, покрывала.
Грелись на солнышке подушки.
Кое — где под окнами, как диковинные цветы, распустились яркие «пляжные» зонтики.
Здесь, в проулке, было тихо и безлюдно.
Дома казались заброшенными.
Кое— где окна были грубо заколочены досками.
Будто чья-то небрежная рука наставила всюду крестов, то ли делая загадочные пометки, то ли — перечеркивая историю старых домов, объявив ее, тем самым, оконченной.
Где-то, напротив, стекла в окнах были выбиты.
Темные провалы в обрамлении сгнивших рам, казались пустыми, страшными глазницами.
Постепенно проулок сужался.
Черные заборы ближе подступали к машине.
Колея густо заросла высокой влажной травой.
«Может, пошутила старушка?» — озадаченно подумал Макеев.
Проулок, тем временем, обернулся узкой заросшей тропинкой, плавно стекающей в глубокий овраг.
Машина встала.
Выходило так, что дом, возле которого она остановилась, были именно крайним слева.
И значит, искать, таинственных дачниц следовало здесь.
Но дом, как и все в проулке, казался мертвым.
Глухим.
Слепым.
Полусгнившим.
— Есть кто живой? — Макеев осторожно толкнул калитку.
Разумеется, она оказалась незапертой.
«Все правильно — подумал он — так всегда начинаются триллеры. Незапертая дверь, а за нею….»
Закончить мысль он не успел.
От калитки бежала, устремляясь к дому, узкая дорожка, некогда выложенная мелким булыжником, теперь — густо заросшая упрямой травой, победившей камни.
Дорожка упиралась в покосившееся крыльцо.
Ступени крыльца прогнулись и потемнели от времени.
Пара маленьких женских туфель двумя яркими пятнышками пламенела на ступенях.
Красные — на черном.
Не заметить было невозможно.
