Строгий костюм.
Ни косметики, ни украшений.
Но бездна обаяния и женственности.
— Умеет, черт возьми, себя подать! — восхищенно подумал Симонов, забыв на секунду о дурном расположении духа и собственных неразрешимых проблемах.
— Простите, я опоздала.
— А нам сказали, что это мы опоздали….
— Правда? Ну, так просите у меня прощения. Это будет справедливо, тем более что я уже извинилась.
— Простите, Елена Владимировна!
— Прощаю. Ну что, начнем? Времени, признаюсь, как всегда….
— Начнем, помолясь….
Беседа завязалась довольно просто.
Горина говорила легко, раскованно, и вроде бы даже откровенно.
Хотя иллюзий он не питал: чиновник ее ранга абсолютной откровенности позволить себе не может.
Никогда.
И ни с кем.
Иначе, карьера его, просто, по определению, не будет долгой и успешной.
— И вот, кстати, один из последних вопросов. Немного личный. Вернее, биографический. Елена Владимировна, готовясь к нашему интервью, я внимательно изучил ваш послужной список. И был поражен. Несмотря на молодость, вы, оказывается, не просто долгожитель на нашем политическом Олимпе, вы, извините меня, конечно — ветеран, переживший едва ли всех, с кем начинали.
— «От Ильича — до Ильича». Да? Помните, была такая шутка в застойные годы. В том смысле, что от Ленина — до Брежнева.
— Ну, о таком политическом долголетии современные российские политики даже не мечтают. Все меняется стремительно.
— И — слава Богу.
— Вы полагаете? Ну, не знаю — не знаю. И все же, вернемся к вашему феномену. Что это — простое везение? Или — тонкий расчет? Или — уж, простите меня, но мы, по-моему, сегодня говорим достаточно откровенно — мощная поддержка сверху. Та самая мифическая рука?
— Чья рука, Сергей Александрович?
— Не знаю, право. Какие-то могущественные покровители?
— Сергей Александрович, вы ведь не первый год в политической журналистике. Весь наш истэблишмент, и бывший и нынешний, у вас — как на ладони. Кто, по-вашему, обладает такой властью — пусть, даже не властью, влиянием — чтобы все это время поддерживать меня на плаву, не взирая на все штормы и цунами, которые у нас то и дело приключаются?
— Действительно, кто?
— Не знаю. Возможно, такие люди — а лучше скажем — силы — и существуют. Я, кстати недавно размышляла на эту тему. Возможно. Но мне они не известны.
— Вы?!!
— Простите?
— Вы размышляли на эту тему?!
— Размышляла. А почему вас это так удивляет?
— Вам-то с чего…. Простите. Я имел в виду, что вы слишком серьезный и занятой человек, чтобы предаваться праздным размышлениям.
— Почему же — праздным?
— Значит, у вас тоже происходит…. Или происходило…. Простите, я говорю загадками. Стоп, мотор! Снято. Всем спасибо. Собираемся, ребята.
Группа послушно бросилась выполнять распоряжение.
— Знаете что, Сергей Александрович! — Горина дождалась, когда с лацкана ее пиджака отцепят крохотный «крокодильчик» — прищепку с микрофоном. — А пригласите-ка меня пообедать. Желательно, в тихое, неприметное местечко.
Женщина. Начало
Этой ночью ей неожиданно приснился старик.
Прежде она никогда не видела его во сне.
Даже в те дни, когда билась над загадкой рукописи, пытаясь найти ответ, зашифрованный в непонятном обрывке неоконченного труда.
С той поры минуло уже довольно много времени.
Рукопись хранилась в ее бумагах, но, всякий раз, когда пожелтевшие страницы вдруг попадались на глаза, тихий, но хорошо различимый голос произносил: «Не время!».
Разумеется, голос звучал всего лишь в ее сознании.
Однако, она всегда прислушивалась к тому, что советовал внутренний голос.
И, надо признать, ни разу об этом не пожалела.
Рукопись благополучно укладывалась на прежнее место.
Время шло.
Сон был легким и очень похожим на явь.
Не было в нем гнетущего ощущения ирреальности, которое так переполняет иные сны, что после пробуждения тревога долго еще плещется в сознании, рождая недобрые предчувствия и смутные страхи.
Этой ночью все происходило иначе.
Снилось ей, будто встретились они снова в маленьком нормандском городке на прохладном побережье Атлантики.
Была весна.
И погода не разгулялась еще вполне, как подобает на взморье.
Небо было не то, что хмурым, но бледным.
Солнце — сдержанным.
А прозрачная дымка над морем, то и дело норовила обернуться легкомысленной тучкой и пролиться несерьезным: мелким и быстрым дождем.
Оба они понимали, что встреча их несколько противоречит действительности и потому происходит как бы за пределами ее измерений.
Она ни на минуту не забывала, что он давно уже мертв.
Он знал, что в эти минуты, она находится очень далеко, за тысячи километров от сонного приморского городка.
И, тем не менее, они говорили друг с другом.
Не было горечи в этой беседе.
И даже грусти не было.
А была — тихая, спокойная радость.
Все же расщедрилась судьба — довелось им еще раз увидеть друг друга.
Будто однажды патриархальную тишь городка нарушило вторжение целой стаи шумных, галдящих людей.
Толпа журналистов прибыла в отель вслед за известным писателем, который неизвестно зачем явился в нормандскую глушь.
Если искал покоя и одиночества, отчего позволил журналистам увязаться вслед?
Если, напротив, хотел блеска и гомона, почему не отправился на модный курорт?
Впрочем, души звезд еще большие потемки, нежели души простых смертных.
А поступками их движут порой самые невообразимые помыслы.
Старика шум раздражал.
Ей же, напротив, было интересно.
— С этим ничего не поделаешь. Журналисты обожают культовые фигуры. А его называют «властителем дум». ЛОМ-ом. Лидером общественного мнения
— Чушь несусветная!
— Почему это — чушь?
— Думам своим человек сам хозяин, или властитель, как вы изволите выражаться. И никто более. Бывает, конечно, что чужие мысли завладевают некоторой частью сознания. Но ведь только — некоторой! О какой власти, позвольте, может идти речь? А этот ваш… лом… властитель, к тому же из числа дрессированных кумиров…. Это факт очевидный.
