– Да, я выдала своей дочери полномочия на распоряжение моей квартирой, – подтверждала Царькова своему невидимому собеседнику. – Хорошо, я приду к вам за разрешением на свидание… Как не дадите? Я же мать! Как не мать?! Кому это решать? – Не в состоянии вести такой диалог, Зинаида Фёдоровна положила трубку телефона и тихо заплакала.
Нужняк видела, как внимательно и сосредоточенно Андрейка слушает разговор Царьковой со следователем, как собираются на его лбу сеточки морщин. Это говорило матери о его большом эмоциональном напряжении. Женщина старалась разглядеть в поведении сына первые симптомы слабости, возрождающейся тяги к алкоголю, чтобы пресечь это на корню и не допустить рецидива потери сыном человеческого достоинства и возврата в маргинальную трясину.
Напряжение в комнате достигло такой силы, что неожиданный звонок на входной двери произвёл на всех эффект электрического разряда. Однако он не только испугал, но и внушил Царьковой надежду на возможные новости, которые могут исправить тяжёлое положение и позволят на что-то рассчитывать в этой безвыходной ситуации.
Андрей опередил старую женщину и первый был у двери. Он отворил входную дверь, впустив на порог Грачёва, только что приехавшего из удачной «командировки». Увидев капитана, Зинаида Фёдоровна припала к нему на грудь и, не в состоянии ничего сказать, стала заливать его слезами, повторяя без конца: «Маша, доченька… беда…» Егор слушал молча, не перебивал всех троих, которые выступили по очереди, говоря одно и то же, но со своими маленькими дополнениями. Больше всего информации он почерпнул из слов Дарьи Нужняк, которая спокойно, без эмоций рассказала об аресте жены, о своём допросе и о проведённых очных ставках, где потерпевшие обличали преступницу.
– Адвокат у неё есть? – первым делом поинтересовался Грачёв, а когда узнал, что нет, набрал номер знакомого адвоката и попросил его взяться за защиту его жены.
Договорившись с адвокатом, он присел на стул, пытаясь собраться с мыслями и определить свои последующие шаги. Зинаида Фёдоровна предложила чаю, но состояние Егора требовало чего-нибудь покрепче. Он засунул руку во внутренний карман и достал фляжку конька, которым так и не успел воспользоваться в поездке в Великие Луки.
– Слышь, мент, давай бухнем. Плесни, что ли, – обречённо произнес Андрей, протягивая руку с графинным стаканом. – У тебя, смотрю, фляжка со спиртным, а у меня шоколадка в руке тает. Она теперь всё равно не понадобится.
Егор молча опрокинул фляжку, наливая в стакан припасённое спиртное.
– Не дам! – подскочила Митрофановна, вырывая из рук сына стакан с коньяком, который в результате их борьбы тут же упал на пол и разбился на множество маленьких осколков.
По комнате моментально распространился сильный аромат коньяка.
– Не смей пить! – рассвирепела Митрофановна, оборачиваясь к полицейскому. – А ты чего тут трактир открыл? Сына мне сбиваешь с пути истинного. Лучше иди к своей жене или полюбовнице на свиданку да передачку в тюрьму готовь. Если от тебя ещё примут передачу. Ведь в ней сам чёрт не разберётся, кто она и откуда. Личность её так ведь и не установили до сих пор.
– Егор, что удалось узнать о Маше? – Царькова вспомнила, что мужчина уезжал в Великие Луки, чтобы разобраться во всей этой путанице. Грачёв продемонстрировал сделанный в роддоме снимок той самой страницы в журнале приёма.
– Ваши слова, что вы поступили туда под чужой фамилией, подтвердились, – прокомментировал он сделанные в журнале записи. – В роддоме и правда родилась девочка под именем Лошадкина Мария.
– Слава богу! – Царькова бросила победный взгляд на Дарью Нужняк. Митрофановна поёжилась и недоверчиво посмотрела на полицейского.
«Что, неужели он отказывается от того, что это его жена? Странно. Тогда для его дочери она и не мать вовсе, а посторонний человек. Хотя теперь, когда она в тюрьме… Может, он испугался, что её арестовали? Боится, что она может дать против него показания? И поэтому отказывается от неё?»
— Затем в журнале записан отказ и запись, что она передана в Дом малютки, – продолжил Егор.
– Все правильно, я же говорила, какая была дура. – Было видно, что пожилой женщине и сейчас неприятно об этом слышать.
– Однако в Доме малютки нет записи о поступлении такой девочки. Мария Лошадкина туда не поступала. Туда поступала другая отказная девочка по имени Света Найдёнова, впоследствии Грачёва. Это моя жена.
Егор произнёс это с нескрываемой радостью.
– И как это понимать? – растерялась Царькова – Куда же отдали тогда мою дочку Машу?
– Это она и есть – ваша Лошадкина, моя Найдёнова, впоследствии Грачёва, – улыбнулся своей тёще бывший капитан полиции.
Зинаида Фёдоровна обрадовалась, что наконец этот непроходящий спор между ними окончен. Ей стало намного легче. Ровно наполовину, словно остальная часть её боли и заботы о дочери, слетев с её плеч, легла на широкие плечи мужчины.
Митрофановна посмотрела на своего сына, лицо которого вдруг как-то погрустнело и осунулось, а взгляд уставился в пол, словно пытался отыскать безвозвратно утерянную надежду.
– Сын, ты только смотри не начни пить, – поспешила вывести сына из потерянного состояния Нужняк. – Мало ли кто куда поступал – Лошадкина, Коровкина… Сколько их еще будет, а?
– Эх, мать, – укоризненно посмотрел на пожилую женщину Андрейка. – Сколько раз можно говорить, что я люблю её.
Он осёкся, посмотрел на Егора и Зинаиду Фёдоровну, но увидел, что они смотрят на него без злости и раздражения. Скорее, с жалостью и сочувствием. От этого ему стало ещё хуже, и он, ничего не говоря, выбежал из квартиры.
– Стой, ты куда? – бросилась за ним, словно его тень, Митрофановна.
– Вот полоумные, – без злости произнесла Царькова, когда сын и мать покинули квартиру. – А нам что теперь делать?
– Я иду к следователю, дать сведения, собранные в Великих Луках о Светлане, – уверенно произнёс Грачёв. – У них не должно быть сомнений в том, что это её подлинный паспорт и что она ваша родная дочь.
– А как же слова Дарьи о том, что её опознали потерпевшие? – напомнила Зинаида Фёдоровна.
– С этим надо разбираться, – нахмурился Грачёв. – Поговорю с её адвокатом, он ознакомится с протоколами. И потом, думаю, добьюсь у следователя разрешения на свидание. Тогда смогу уже от неё узнать всю эту историю с другими квартирами.
– А мне? Я же мать! – напомнила о себе Зинаида Фёдоровна. – Я тоже имею право на свидание с дочерью.
– Вы в первую очередь имеете право, – успокоил её Грачёв, – обещаю, что я сделаю всё, чтобы устроить вам свидание со Светланой.
– Со Светланой? – произнесла Царькова, словно пробуя на вкус и привыкая к этому новому для себя имени дочери. – Ну, пусть будет Светлана. Мне это имя тоже всегда нравилось.
Уходя от Царьковой, Грачёв не смог не упрекнуть себя за данное обещание.
