– Твою дивизию! – с чувством отреагировал Коля. – Он что, по ночам курит?
– Спроси сам, – Кузнецов кивнул на мужчину средних лет, жавшегося у двери. – Михаил Евменович, с вами сейчас поговорит капитан Астахов. Расскажите ему все, что вы говорили мне.
– Пойдемте, Михаил Евменович! – Коля увлек человека на веранду, где стояли стол и стулья и было холодно, как на псарне, – любимое выражение капитана. – Присаживайтесь. Как вы обнаружили убийство?
– Ну, я… это… не могу спать, – начал Михаил Евменович. – И отец не мог, тоже мучился. И курю я, все никак не брошу. Жена гоняет, так я хожу на крыльцо. Летом нормально, а сейчас стремно, хоть бы снег выпал, а то никаких сил нету, такая нудьга. Так за ночь раза два-три да и выйдешь. В первый раз выходил без десяти двенадцать, посмотрел на часы еще, у нас электронные, зеленые, светятся; стою на крыльце в тапочках, холод пробирает, и вижу – у соседа в комнате свет горит, а шторы задернуты. Ну, вроде так и надо, ничего особенного, но что-то зацепило. А потом, уже когда вернулся в дом, подумал: а чего это Иван Ильич вдруг задернул шторы? И свет горит? Он чуть не до утра смотрит телевизор, всякие передачи по науке ночью, а он учитель физики, всегда интересовался; он только летом на пенсию вышел, вдовец, жена умерла, уже четыре года будет; когда смотрит, света никогда не включает и шторы никогда не задергивает – тут у нас тихо, заглядывать некому. Вышел я опять минут через сорок и тут-то и заметил мужчину – идет со стороны Ивана Ильича через сад. Я окликнул, он не оглянулся, пошел быстрее и скрылся. Я еще постоял, а на сердце неспокойно, дай, думаю, зайду к соседу, проверю. Тем более свет горит и шторы задернуты. Дверь была незаперта, я подергал, она и открылась. Я покричал ему, он не ответил… и такой меня вдруг страх охватил, стою, к полу прирос и снова кричу, а тишина такая… только телевизор работает. И вдруг завыла собака… тут у соседей кобелек, Босик называется, и вдруг стал он выть. Я аж… не знаю! Перекрестился и вхожу… как в омут нырнул! И вижу, что Иван Ильич лежит в кресле и вроде как спит, я подошел и смотрю, а у него вот здесь кровь… – Михаил Евменович дотронулся до собственного виска. – И не дышит! Тут я сразу бросился вам звонить.
– Понятно. То есть вы увидели чужого человека… Во сколько?
– Ну, примерно в полпервого, когда выходил во второй раз. Я не заметил, сколько было…
– А шторы у соседа были задернуты около двенадцати… точнее, без десяти двенадцать. Так?
– Ну да, когда я выходил в первый раз, то увидел, что шторы задернуты, дождь как раз приутих… и я подошел к перилам и заметил.
– А какие-нибудь звуки?..
– Нет! Ничего такого… никаких звуков. У нас ничего не слышно, даже когда у соседа ночью работал телевизор, ничего не слышно. Стены толстые, старая постройка.
– Что за человек ваш сосед? – Коля намеренно не сказал «был».
– Иван Ильич… – мужчина вздохнул. – Хороший человек, всю жизнь проработал учителем физики, на пенсию вот вышел… самостоятельный, все сам – и постирать, и сготовить, и дрова поколоть. Мы зимой печь топим, газ, правда, есть, но дорого, а дров – деревьев старых полно, бери – не хочу. Не каждый день, а только в холода. Когда минус двадцать – двадцать пять, так и затопишь, похоже, вроде как камин. Вытопишь, и всю ночь тепло, лучше всяких батарей. Мы дружно жили, на праздники всегда его звали…
– Скажите, Михаил Евменович, может, было у него что-нибудь ценное? Ну, там коллекция марок, монет, может, украшения жены… или еще что-нибудь?
– Ну что вы! Они скромно жили, все книги да книги, а летом много ездили по стране, даже за границу. А как жена умерла, он не ездит, а с рюкзаком за реку на день, на два, да и ночует в поле или в лесу в спальном мешке, а осенью за грибами на машине – у него старенький «Москвич-402», уже никто и не помнит про такую модель. Он говорил, что купил лет тридцать назад, уже неновую, а ведь до сих пор бегает! Во качество когда-то давали! Стоит в сарае. Он говорил, «музейная реликвия», и еще… говорил, что пора старую реликвию поменять на новую.
– У него были деньги на новую машину?
– Нет вроде. Я еще подумал, шутит. Он всегда шутил, иногда и не поймешь, когда шутит, а когда нет.
– Вы часто бывали у него?
– Ну, как… заходил поговорить по-соседски… про политику и вообще.
– Когда вы вошли, вам ничего не бросилось в глаза? Беспорядок, вещь не на своем месте, может, недостает чего-нибудь?
– Нет, все как всегда. Иван Ильич был аккуратист, каждая вещь на своем месте, а в сарае вообще… любо-дорого посмотреть.
– Родные у него есть?
– Есть сын от первого брака, сейчас за границей, в Америке, лет десять уже не приезжал. Иван Ильич говорил, они по Интернету общаются. А больше вроде никого.
– Кто бывал у него?
– Его друг, тоже физик – Трембач фамилия, приходил на праздники, и они выпивали. Трембач вроде как пьющий. Иногда меня звали.
– А Иван Ильич пил?
– Нет, что вы! Он мужик правильный был. Ну, там на праздник рюмку-другую, а так – ни-ни.
…Коля вернулся в «залу». Кресло было пусто, тело Ивана Ильича уже увезли. Он прошелся вдоль книжных полок: «ЖЗЛ», «Большая советская энциклопедия»; «Мои воспоминания», «Жизнь науки», «Парадоксы роста» Капицы; «Математические начала натуральной философии» Ньютона; «Новый органон» Бэкона, с десяток учебников по физики. Из писателей – Чехов, «Очерки бурсы» Помяловского, Макаренко, Сковорода, Достоевский.
Скромная обстановка. Громадный старинный диван, письменный стол с плоским монитором компьютера, исписанные листки бумаги, серебряный стакан с ручками и карандашами, фотография молодого человека в серебряной рамке – видимо, сына. Над столом – набросок цветными чернилами или тушью в простой деревянной рамке, по виду очень старый. На стене напротив – школьные выпускные фотографии; в первом ряду, среди детей, – Иван Ильич…
Горка с потускневшим стеклом, пара вазочек, по виду – хрустальных; чайный сервиз еще советского производства.
В кухне идеальный порядок, равно как и в спальне. В ящиках письменного стола стопки квитанций, письма, документы. В тумбе – наполовину опустошенная бутылка коньяка.
– Если верить соседу, убийца провел в квартире убитого не менее сорока минут, – сказал Кузнецов. – Возникает вопрос: что он здесь делал? Следов обыска нет, все, кажется, на месте. Это уже третий подобный случай, Коля. И везде отсутствует видимый мотив. Выйди на сына, сообщи о смерти отца, спроси, не было ли в доме ценных вещей…
Глава 9
Чай втроем
Он поднялся, позвонил. Я открыла. Он вошел, с любопытством оглядываясь. Рослый красивый парень с замечательной улыбкой. Николенька Биллер, племянник Амалии…
Часы на площади пробили четыре раза, потом еще раз: тринадцать ноль-ноль. Точность как в аптеке.
– Это моя подруга Барбара, – представила я Баську.
