– Проверь деньги!
Золотовалютные запасы – три сотни долларов, мамино колечко с александритом и старинная бабушкина брошка с гранатами в позолоченном кофейнике, не пригодном к употреблению по причине трещины, были в целости и сохранности. Я вывалила все это добро на стол, и мы, безмолвные, стояли и смотрели на него.
– Слава богу, – наконец выдохнула Баська. – Кухня!
Никого! Немытые чашки на столе и посудное полотенце на полу.
Мы на цыпочках засеменили в спальню. Здесь тоже было пусто.
Оставался кабинет. Мы взялись за руки. Мне вдруг стало страшно, и я впала в транс.
– Ты чего? – прошептала Баська. – Пошли! Я уверена, что его там нет. Ты сама потеряла эти чертовы ключи. Или оставила в двери, а соседи вытащили. Пошли спросим. Ты и раньше оставляла. И свет не погасила!
– А куда же он делся? – спросила я.
– Кто?
– Николенька Биллер! Леля сказала, что он не вернулся.
– Ну… может, срочно вызвали на работу!
– Оставил бы записку!
– Не успел. Иди!
В кабинете горела люстра. Бросились в глаза несколько книг, валявшихся на полу. Ящики письменного стола были выдвинуты. Опрокинутое кресло уперлось спинкой в стену. Знакомый шарф Николеньки, серо-синий, лежал на столе.
Баська вдруг издала полузадушенный звук, что-то вроде хриплого «а-а-ах-а», и ткнула рукой куда-то… и только после этого оглушительно завизжала!
Сначала я увидела длинные разбросанные ноги… потом кисть руки… сжатой в кулак, странно неподвижной… Тело Николеньки… а сомнений, что это был именно Николенька Биллер, у меня даже не возникло – я узнала его красивые туфли с рантами, – было упрятано за письменный стол. Я вскрикнула, колени мои подогнулись, и я опустилась на пол. Баська, переставшая визжать, упала рядом.
– Сердечный приступ, – прошептала она. – Нужно посмотреть!
Я замотала головой.
– Может, еще жив. Вставай!
Помогая друг дружке, мы поднялись и сделали шаг по направлению к письменному столу, готовые к любой неожиданности. К тому, что Николенька вдруг вскочит и закричит «бу!», или хлопнет в ладоши, или… или… завоет, как привидение, и расхохочется!
Увы. Николенька, в расстегнутом плаще, лежал, не шевелясь, с запрокинутой головой. Глаза его невидяще уставились в потолок…
Мы вылетели из кабинета, толкаясь, проскочили через дверь. Опомнились только в прихожей.
– Надо было посмотреть, – сказала Баська.
– Его убили, – сказала я.
– С чего это вдруг – убили?
– У него на виске кровь.
– Кровь? Не заметила… Может, упал и ударился?
– Может. Надо звонить!
– Кому?
– В полицию!
Баська застонала…
Глава 10
В полумраке старого бара
– Федя, пока не пришел Коля… Помнишь, ты говорил, что хочешь открыть детективное агентство? – спросил Савелий Зотов своего друга, Федора Алексеева. Оба сидели за излюбленном столиком в излюбленным баре «Тутси» в ожидании капитана Астахова, который, по обыкновению, запаздывал.
– И ты, Савелий, сказал, что готов стать спонсором? Помню. А что? Лишние деньги завелись?
– Ну… не очень, но я готов, ты же знаешь. Дело в том… понимаешь, Федя, тут у нас на работе… одним словом, случилось несчастье.
– Несчастье? Какое несчастье?
– Убийство!
– У вас в издательстве убийство? – удивился Федор. – Не слышал.
– Нет! Дома. Дома у одной девушки, она работает у нас.
– Переводчицей?
– Нет, иллюстратором. Ее зовут Анечка Ломакина.
– А кого убили?
– Ее друга детства, одного немца из Риги, летчика.
– Когда?
– Кажется, неделю назад.
– Как его убили?
– Она не знает, ее не было дома. Понимаешь, Федя, там такая странная история… Он, похоже, взял у нее из сумочки ключи и пошел к ней домой, а когда они с подругой утром пришли, то он лежал мертвый… убитый. Я не знаю деталей, понимаешь… Она плачет, ее все время вызывают на допросы. В общем, поговори с ней, пожалуйста, успокой. И еще… может, узнаешь по своим каналам что-нибудь? Ей ничего не говорят, она почему-то думает, что ее подозревают… в убийстве. Ее и подружку. Вот ее телефон, – Савелий протянул Федору листок из блокнота с нацарапанным наспех номером телефона. – Анна Ломакина. Вот!
– А Коля знает? – спросил Федор. Он мало что понял из сбивчивого рассказа Савелия, но переспрашивать не стал – Савелий был прекрасным редактором, но никудышным оратором и говорил слегка путано. Тем более, как понял Федор, он и сам ничего толком не знал.
– Я ему звонил, но он сказал, что занят, – неуверенно ответил Савелий и слегка порозовел. Он действительно звонил капитану Астахову, но тот, как всегда, не дослушав, заорал: «Потом, Савелий! Потом!» Больше он ему не звонил, опасаясь бурной реакции – Коля не любил, когда вмешивались в его работу. – Ты же знаешь, как он занят. А ты с ней поговоришь, успокоишь… ты же умеешь с ними. Хорошая такая девушка, скромная, очень ответственная. И я уверен, что она ни при чем. Позвонишь?
– Хорошая девушка, говоришь? – Федор взял листок, сложил и сунул в карман. – Обязательно позвоню. Не волнуйся, Савелий, если она ни при чем, мы ее вытащим.
– Я уверен, что она невиновна! – воскликнул Савелий.
– Кто не виновен? – спросил подкравшийся бесшумно капитан Астахов. – Запомни, Савелий, на сегодняшний день ни в ком и ни в чем нельзя быть уверенным!
– Коля, пришел, – обрадовался смущенный Савелий. – А мы уже заждались!
– Вы помните, какое сегодня число? – спросил Коля, падая на стул.
– Двадцать восьмое декабря!
– И что?
– А то! С Новым годом, с новым счастьем, дорогие товарищи!
– Рано вроде…
Савелий и Федор озадаченно смотрели на капитана.
– В самый раз! Жизнь сейчас такая… собачья, не уверен, что дотяну. Если что, не поминайте лихом, и с Новым годом! Не жизнь, а театр абсурда. Или, как говорит Федька, сплошной сюр! Вчера нам под дверь подсунули рекламу… новое слово в диете для домашних любимцев: еда для стерилизованных собак, живущих полной жизнью. И я, господа, понял, что это про меня. – Коля горько махнул рукой. – Я стерилизованный любимец, живущий полной жизнью! С одной только разницей, что никто меня не любит, а только… пользуют! – Коля хотел выразиться покрепче, но, взглянув на Савелия, изумленно внимающего, передумал.
– Коля, что случилось? – спросил Федор. – Ты… что?
– Я?! – преувеличенно удивился капитан. – Я ничего! Я в порядке! Живу полной собачьей жизнью! А что?
