В обществе других преступников Морану и его молодому сообщнику, Андреасу Ройтеру, нечего было опасаться. Правосудие в поселках старателей вершили банды линчевателей, которых нанимали за деньги. Фольксраад и Верховный суд новоиспеченной Южно-Африканской Республики существовали только на бумаге. Повешения и публичные порки были скорее не наказанием, а зрелищем для озверевшей толпы. Слабые и безвестные целиком и полностью зависели от воли богатых и влиятельных. Работа палача не регулировалась никакими правилами, «доказательство» и «апелляция» превратились в пустые слова.
Ройтер был спекулянтом (в тех краях таких называют «валлопер») — задешево скупал камни у старателей и продавал их втридорога ювелирам из Кейптауна, Амстердама или Лондона. В трансваальских поселениях царило беззаконие, что уж говорить о предпринимательской этике. Не брезговал молодчик и мошенничеством (на языке аферистов эти манипуляции называются «разводнением капитала») — печатал в лондонских газетах рекламу акционерного общества, забирал деньги инвесторов, выплачивал многообещающие дивиденды за первый год и прикарманивал оставшиеся средства, так называемое директорское жалованье. При этом никто не добывал золота, не строил фабрик, не устанавливал оборудования. Но ни один из десяти тысяч инвесторов не мог этого проверить, ведь никто из них не был в Южной Африке.
С помощью Морана Ройтер «сфабриковал» золотой прииск. В двух выработанных, ни на что не годных шахтах негодяи засунули кусочки серебряной и золотой руды в трещины в породе, это «открытие» якобы свидетельствовало о богатом месторождении. Подделкой занимался Моран. Разоблачить обман сумел бы лишь первоклассный специалист. Мошенники не могли сразу продать сам прииск, зато сбыли акции разведывательной компании и прилегающие к «месторождению» участки. И вскоре Андреасу Ройтеру уже казалось, что в лице полковника Морана он обрел настоящее сокровище.
Майору Патни-Уилсону удалось один раз увидеть своего недруга, но подобраться к нему в Трансваале он не успел. Полковник первым сделал ход. Он собирался ограбить своего молодого партнера, а для этого требовалось его убрать. Только после смерти Ройтера Моран мог присвоить общий капитал.
Убийство, как это ни парадоксально, странным образом напоминало гибель несчастной Эммелин Патни-Уилсон. Молодой Ройтер был точно таким же безжалостным негодяем, как и сам Моран, но имел одну слабость — его привлекали женщины определенного типа. Ни о какой любви речь, разумеется, не шла. Среди прочих девиц выделялась служанка Серафина. Красота, которой завидовали соперницы, грозила погубить ее. Но пока у Серафины еще оставалась надежда на лучшую долю.
Обмануть ее Морану не составило ни малейшего труда, с той же легкостью он мог бы убедить ребенка съесть отравленное яблоко. Полковник годился девушке в отцы и сыграл на этом, втершись к ней в доверие. Серафина рассказала о своих тайных надеждах, которые, по правде говоря, не являлись ни для кого секретом. А вскоре выяснилось, что она ждет от Ройтера ребенка. Несчастная не имела над своим избранником власти и рисковала остаться без крова над головой. Спасти ее могло только замужество.
Моран казался мудрым и знающим человеком, раньше она таких не встречала. Он пообещал глупышке, что уговорит Ройтера жениться. Да, его можно убедить, но нельзя терять времени. Не следует сразу сообщать о беременности, нужно все подготовить.
Недалекая и суеверная Серафина принимала за чистую монету каждое слово Морана, ведь он вел себя так уверенно, знал все и обо всем. Полковник рассказал простушке о приворотных зельях, и наивная душа поддалась обману. Она поверила бы даже сказкам о драконах и волшебниках.
Конечно, у Морана был «любовный эликсир». Не имеющий вкуса порошок из корня африканского одуванчика, простого лесного цветка, совершенно безобидного. В подтверждение своих слов злодей даже зачитал отрывок из фармакопеи. Достаточно подсыпать зелье в еду или питье Ройтера, и результат не заставит себя ждать. Если через два или три дня ничего не выйдет, Серафина просто перестанет добавлять его, а Моран придумает другой выход. Ничего страшного, даже если снадобье не поможет. Но оно оказало эффект.
Служанка должна была держать рот на замке, пока не подействует приворот. Ведь если Ройтер узнает обо всем, то страшно разгневается. И тогда конец надеждам. Но в случае успеха он больше никогда не будет сердиться. А если и узнает правду, то только поблагодарит ее, и счастливые возлюбленные вместе посмеются над ее поступком.
Серафина последовала совету мудрого и доброго наставника. Ведь он умел убеждать. Через неделю Андреас Ройтер умер. Девушку приволокли в местную полицию и допросили, она охотно рассказала о «приворотном зелье», которое дал ей друг. Ведь оно не могло причинить любимому вреда.
В городке не было патологоанатома. Белый порошок изучили два врача. Простое средство от сорняков: четыре грана мышьяковистокислого натрия, то есть два с половиной грана мышьяка. У трупа наблюдались запавшие глаза, скрюченные руки и ноги.
Серафина ссылалась на своего «друга». Но Роудона Морана нигде не могли отыскать. За два дня до смерти партнера он выгреб все средства из совместного предприятия. Вышло гораздо меньше, чем рассчитывал полковник, зато он успел убраться из Трансвааля и больше не подчинялся его законам. Моран утверждал, что не знал о «трагической истории с двумя любовниками» (так ее окрестили), однако давно подозревал: Серафина втайне обворовывает хозяина. Да, он даже предупреждал Ройтера, но красавица-замарашка вскружила бедняге голову, и тот не стал ничего предпринимать. Констебли устроили в доме покойного беглый обыск, и выяснилось, что Андреаса Ройтера действительно основательно обчистили.
Не поспеши Роудон Моран прочь из старательского городка, все могло бы повернуться иначе. Говорили, что он перебрался на территорию, принадлежавшую Британской империи, — всего сотня миль, но никакой отечественный суд не заставил бы полковника вернуться. Потом он якобы уехал в Кейптаун, а там сел на корабль компании «Юнион-Касл», направляющийся к берегам Англии.
Майор Патни-Уилсон смолк и обвел нас взглядом.
— Вы ошибаетесь, джентльмены, если думаете, что я собирался собственноручно пристрелить подлеца. Нет, я хотел посмотреть, как свершится законное правосудие. Джошуа Селлон был моим другом и здесь, в Лондоне, и в Хайдарабаде. Мы оба преследовали одну и ту же цель — действуя поодиночке, выслеживали Морана. На самом деле полковник не перебрался на британскую территорию, а вместе с награбленным золотом и деньгами отправился на север, во владения бельгийцев. Прибыл в Конго и из Леопольдвиля отплыл в Антверпен. А там действуют бельгийские законы.
— Он до сих пор в Европе? — спросил я.
— Как знать, — покачал головой майор. — Сейчас этот преступник может быть где угодно: в Бельгии, Конго, Трансваале. Но я, джентльмены, не терял времени даром. Проверив списки пассажиров, я выяснил, что Моран был на борту «Королевы Гортензии», которая отплыла из Леопольдвиля на Мадейру.
Больше майору нечего было нам рассказать. Трансъевропейский экспресс, на который Моран мог бы сесть в Лисабоне, движется несравнимо быстрее парохода, но даже это не помогло бы полковнику оказаться сегодня в Лондоне и застрелить Джошуа Селлона. Ему еще четыре дня предстояло бы провести на той стороне Ла-Манша.
