– Она лежит на моей дороге. Причём, давно, – сказал Иван.
Больше Ольга Николаевна не могла держаться.
– Нет, это кошмар какой-то! – вскипела она. – Вместо того чтобы бороться за счастье, ты униженно озираешься – кому бы пригодиться! Кому пригожусь – с тем пойду! Это я тебя упустила в детстве! Нет-нет, молчи! – замахала она. – Молчи! Ещё одной тирады про долг я не выдержу! Ты молчи – а я скажу! У человека в твоём возрасте есть прежде всего долг перед своей судьбой! У него есть долг перед своим талантом, который он обязан реализовать, перед своей душой и, если хочешь, телом! Вот эти долги у него есть. А чтобы грехи замаливать – для этого у тебя будет старость.
Иван опустился на стул и смотрел снизу вверх на гневную маму. Она бушевала, как берёза в сильный ветер, и гнев её был родной.
– Знаешь, дорогой мой, зря я молчала! Всё, чем ты тут занимаешься – никакая это не святость, это пошлая трусость жизни! – подытожила Ольга Николаевна и, довольная собственной прямотой, ушла.
Хорошо было сидеть Ивану в наступившей тишине. По стеклу заклевал дождик, но это тоже был звук тишины – он ему не мешал. Устало и ласково он следил за картинкой внутри себя: вот катит по бережку вялый физкультурник. Использует планету в качестве велосипедной дорожки. Мозги использует в качестве… Редкостная, сортовая никчемность. «Ладно, – мягко сказал он себе и ладони упёр в колени. – Поднимайся». Ноги ленились, не хотели вставать, большая грусть была во всём теле, но всё-таки Иван встал, в коридоре влез в ботинки, взял курточку и, Бог знает как, догулял день.
Надеясь, что за ночь Господь поможет, он лёг в тот вечер довольно рано и спал крепко, но недолго. Проснулся же по вине воробьёв, расшумевшихся на первое солнце. И в самом деле, ему полегчало. Как будто во сне за него решили задачку.
«Ну что? – спросил он себя, улыбаясь и чувствуя, что совершенно утратил навык думать о себе всерьёз. – Тридцатник? Не влюблён. Везучий халявщик, бездельник. Бабушка с дедом, а значит – две смерти во вполне обозримом будущем. Дети, не свои, – двое. Несостоявшийся человек!» – спокойно констатировал он и пошёл гулять.
Он шагал по бережку, под самым ранним солнцем дня, и думал о дачных холмах. Они покрыты сейчас прошлогодней пожухшей травой, полной талой влаги. Сквозь неё, как сквозь потные волосы, просвечивает тёмная кожа Земли. А дальше – лес. Вот уехать туда насовсем! Иван подумал, что когда-нибудь засядет на даче и напишет летопись о временах года. О таланте и щедрости Февраля, о героическом мужестве Марта, обо всей умной и доброй погоде, которая утешает и укрывает их. Мама, Костя, Оля и Макс будут его читателями.
Он шёл, улыбаясь, потихоньку, не дерзко, мечтая, и вышел к забору яхтклуба. Там, растолкав спящего вахтёра, за малые деньги и мобильник в залог он добыл себе лодку.
У берега воду кое-где стянул тончайший ледок – как пенка на молоке. Лодка прошла по нему игрушечным ледоколом. Крохотные льдинки, как цветы, прибились к бортам.
Выплыв на середину реки, Иван устроился поудобнее, уютно опёрся о весла, и течение понесло его.
Лодка качалась на гибкой, словно бы мускулистой спине реки, и берега сквозь сонный взгляд казались дальними странами. Это было так здорово, что Иван сильно на себя удивился – отчего, живя на реке, никогда по ней не плавал? Конечно, вода была грязная и берега застроены, но какая-то древняя суть, главная мысль осталась.
Если б не отдал мобильный, он бы позвонил маме, или Андрею, или хоть Косте и рассказал, как хорошо на середине реки! Как близко и в то же время далеко оба берега, ты имеешь к небу большее отношение, чем это бывает на суше, и большее отношение имеешь к себе самому. Под тобой нет земли, но ты человек и придумал лодку, на воде ты сам себе создал твердь.
Проплывая мимо маленькой бухточки, Иван увидел яхту, и на ней парня в зелёном платке-бандане, почти таком же, как у Андрея на фотографии. Парень бодро гулял по палубе, поднимал люки, дёргал дверцы, обстукивал борта, два раза дал гудок. Сперва Иван не понял смысл его действий, а потом догадался: парень будил свою лодку от зимнего сна! Очарованный предположением, удаляясь, Иван смотрел на зелёный платок и думал о вымирающем виде влюблённого мореплавателя и о том, как славно было бы посвятить жизнь сохранению этого вида. Ведь борются же люди за животных из Красной книги…
Вдруг ему сделалось тяжело от мыслей. Он встал и поймал лицом ветер. Каким отличным парусом он был, стоя в лодке посередине колышущегося, но прочного полотна реки!
«Этак заплыву в Берендеево царство», – беспечно думал Иван.
Через несколько минут ему надоело быть парусом. Он сел и, полудремля, наслаждаясь припекающим солнцем, отдался течению времени и воды.
Его разбудил близкий звук мотора. На него мчался катер, и это был катер Фолькера. Он узнал его по золотой полосе на борту, и уже в следующий миг различил за штурвалом Женю.
Иван сжал вёсла и сразу ощутил всю нелепость сцены. Вот он сидит в лодке. Один, как дурак, посередине грязной реки, и на него несётся махина. Впрочем, катер уже сбавлял ход.
Не то чтобы Иван был подавлен случайностью. Он понимал, если разобрать случайность по винтикам, выяснится, что Женя с тоски частенько «прогуливает» лодку брата. Выходит на реку рано, до того, как проснётся население прибрежных домов, и плывет прочь от Москвы. Река не достаточно широка, чтобы можно было на ней разминуться. Стараясь принять событие со спокойствием в сердце, Иван взял вёсла и сделал вежливый «шаг» навстречу.
– Вот это да! – крикнул Женя, снимая тёмные очки. – Здравствуйте! По делам плывёте, или как?
Иван пожал плечами.
– Пригласить вас на борт, наверное, будет сложно?
– Да я у вас уже был! – отозвался Иван. Он внимательно смотрел на Женю. Рубашка под распахнутой ветровкой, голые запястья, ни одного фантастического аксессуара. Печальный отличник с бледными волосами.
– Можно с вами кое о чём поговорить? – смело начал Женя. К сожалению, из-за расстояния и ветра ему пришлось напрягать голос.
– Конечно! Пока течением не унесло – почему бы нет? – отвечал Иван.
– Я сразу к делу, вуы не против? – крикнул Женя громко – встречный ветер сносил его голос за спину. – Ваша жизненная позиция очень обаятельна! Я знаю таких людей и, в общем, люблю. У меня отец может пять лет биться над холстом, пока совсем его не запишет. Но все вы не знаете нынешнего состояния мира, и не хотите знать. Если бы вы знали, вы бы нашли лучшее применение отпущенному времени!
– У тебя какое-то ко мне конкретное дело? – спросил Иван. К несчастью, из-за расстояния интонация не удалась. Слова прозвучали резко.
– Да, у меня к вам конкретное дело! – крикнул Женя в ответ. – Нам нужен Костя. Несмотря на мои личные чувства, он нам нужен. Мне плевать на его сволочизм, я этой грязи не хочу замечать. Мне главное делать дело, поэтому я Вас прошу: повлияйте на него! К вам, конечно, с этим глупо обращаться – но к кому ещё?
Разделённые водой, они смотрели друг на друга внимательно, ища, как свести противостояние к миру. Им обоим хотелось исполнить простой закон, согласно которому два здравомыслящих человека не имеют морального права быть во вражде.
