Лоример медленно спускался по ступенькам, которые вели к безобидному на вид кирпичному зданию (похоже на научную лабораторию при новой общеобразовательной школе, подумал Лоример), без малейшей охоты думая о своем первом появлении в суде в роли главного свидетеля. Невольно согнув пальцы левой руки, он поморщился от боли. Казалось, любое движение болезненно отдается в большой плечевой мышце (трапециевидная мышца — вот как она называется: Лоример заглянул в энциклопедию), превращаясь в своего рода спусковой механизм боли, посылая сигнал обратно, к поврежденным волокнам. Синяк на плече уже приобрел буровато-черносливный цвет, как будто у него в эпидермисе поселились колонии жутких водорослей.
— Доброе утро, мистер Блэк. — Инспектор Раппапорт стоял в укрытии, образованном двумя бетонными колоннами возле главного входа, в руке у него дымилась небольшая сигара. — Чудесный денек сегодня.
Лоример заметил, что к коронерскому суду примыкает безликого вида строение, на котором виднелась надпись: «МУНИЦИПАЛЬНЫЙ МОРГ». Тут же ему в голову пришла неприятная мысль, что там, возможно, и лежит тело мистера Дьюпри, ожидая приговора по делу о своей кончине. Уж лучше об этом ничего не знать.
— Что именно от меня требуется? — спросил Лоример.
— Простая формальность, мистер Блэк. Вы просто расскажете им, при каких обстоятельствах обнаружили тело мистера Дьюпри. Затем я вступаю со своими разглагольствованиями. Еще там есть одна родственница, она поделится своими наблюдениями касательно настроения мистера Д. накануне инцидента. Думаю, за час уложимся. Кстати, что случилось с вашей машиной?
Лоример принялся рассказывать, и они направились внутрь, поднялись по лестнице и оказались в плохо освещенном холле, где кучковались небольшими группами люди — притихшие и нервные, разговаривавшие вполголоса, будто на похоронах. Малолетние преступники — умытые, опрятные и раскаявшиеся, в чинном сопровождении родителей; угрюмые «отпетые», мелкие воришки, фарисеи-купцы, таскающие кредиторов по всем судам с мелкими исками, нарушители правил дорожного движения, пристыженные водители, пойманные пьяными за рулем и теперь клявшиеся в вечной трезвости. Лоримеру было неприятно оказаться среди этих людей, ощутить себя одним из них; «свидетель по делу о самоубийстве» — таков был его ярлык, его категория, угодив в которую он каким-то образом опускался до их уровня. Здесь речь не шла о настоящих жизненных бедах, тут царили дрязги и пустяки: синдром обкусывания ногтей, незначительная зубная боль, растяжение связок на лодыжке. В том, что происходило здесь, не было места ни драме, ни трагедии, ни большим чувствам; зато вдоволь хватало правонарушений, предостережений, хулиганских выходок, шлепанья по рукам, мелких штрафов, здесь заверялись лицензии, подтверждались задолженности, налагались запреты… Все это было сплошной мишурой.
Лоример по-прежнему ощущал сухость во рту и неуверенность, когда занял свидетельское место, чтобы произнести слова присяги. Следователь (а им оказалась полная женщина с жестким пепельным «перманентом» на голове) попросила его описать обстоятельства, при которых он обнаружил тело мистера Дьюпри. Он начал рассказывать все по порядку, припомнив, что это был за день, на какой час была назначена встреча.
— Вы не догадывались о том, что такой поворот событий — самоубийство мистера Дьюпри — был… э-э… возможным?
— У нас должна была состояться рутинная деловая встреча.
— Он мог страдать депрессией?
— Не знаю. Думаю, что мог. Ведь его фабрику полностью уничтожил пожар. В таких обстоятельствах, наверное, любой человек поддался бы депрессии.
Следовательница сверилась с заметками.
— Насколько я понимаю, вы — специалист по оценке убытков. А какого рода дела у вас были с покойным?
— Наша работа состоит в том, чтобы удостоверять правомочность страхового иска. Нас нанимает страховая компания — для того чтобы расследовать, насколько все честно.
— В данном случае все выглядело честным.
— Насколько мне известно, — уклончиво сказал Лоример. — Оставались кое-какие цифры, которые нужно было подтвердить, — точная стоимость заказа из США. Знаю только, что наше расследование было практически завершено.
Потом его сменил Раппапорт. Он начал зачитывать основные факты: возраст мистера Дьюпри, время, в которое позвонил Лоример, время смерти, причину смерти, подлинность свидетельства о смерти, отсутствие каких-либо указаний на насильственную смерть. Его голос звучал ровно, удовольствие, которое доставляла ему эта роль, было очевидным — настолько очевидным, что казалось, будто он постоянно подавляет самодовольную усмешку.
В окно справа Лоримеру было видно, как в квадрат голубого неба вторгаются хмурые серые тучи… Мысли его блуждали, и он осознал, что теперь, впервые за свою взрослую жизнь, ему придется просить банк о превышении кредита: дурной знак, зловещее предзнаменование. Черт побери Хогга. Лоример даже не заметил, как Раппапорт покинул свидетельское место, и вполуха слушал беседу между клерком и следователем. Но он мог бы поклясться, что, когда приглашали следующего свидетеля, клерк произнес имя, звучавшее очень похоже на «миссис Малинверно». Что доказывает, сколь безраздельно она царит…
Он поднял взгляд и увидел, как в зал нервной походкой входит стройная бледнолицая женщина с вялым подбородком и заостренным носом, в черном костюме, и суетливо садится (долго разглаживает юбку, отряхивает и расправляет рукава) наискосок от следователя. На лацкане жакета у нее была янтарная брошь, к которой она то и дело прикасалась, как к талисману. Лоример отметил, что она намеренно избегает смотреть на него: даже плечи ее были несколько скошены, словно она прилагала физические усилия, чтобы не поворачиваться к нему лицом. Родственница, догадался он, взглянув на Раппапорта; тот ухмыльнулся, показал ему знаком «все о'кэй» и беззвучно произнес «молодцом».
Следовательница приступила к вопросам:
— Миссис Мэри Вернон, вы сестра покойного мистера Дьюпри?
— Да, это так.
Вот почему в черном, понял Лоример. Дьюпри был холостяком, рассказал ему Раппапорт, «повенчан с работой», как говорится. Наверное, страшный удар для семьи — самоубийство, сочувственно подумал Лоример, столько вопросов осталось без ответа.
— Я была в отпуске на Средиземном море, — рассказывала миссис Вернон, урожденная Дьюпри, слегка дрожащим голосом. — Я дважды разговаривала с братом по телефону на той неделе — перед его смертью.
— Как бы вы описали его настроение?
— Он был очень встревожен и угнетен, поэтому из аэропорта я сразу поехала к нему. Он был очень расстроен поведением страховой компании — бесконечные отсрочки, расспросы, отказ от выплаты компенсации.
— Это была компания «Форт Надежный»?
— Он все время говорил о том оценщике убытков, которого к нему приставили.
— О мистере Блэке?
Наконец-то она посмотрела на него. Нечеловечески ледяной взгляд будто бичом хлестнул Лоримера. Господи Иисусе, неужели она думает, что это я…
