— Да, если можно, — признался Лоример. — Мне не хочется встречаться с одним человеком.
— И мне тоже, — ответила девушка. — С моей мамой.
— Ясно.
— Вот я и сидела у охранников, телевизор смотрела. А оттуда увидела тебя.
Она отперла дверь.
— Правда, блевать тянет от всего этого? — произнесла она с чувством, мотнув головой в сторону залитого светом роскошного особняка, ее собственного дома. — От всей этой дряни.
— Спасибо тебе большое, — с чувством поблагодарил Лоример.
Она передала ему маленький картонный тюбик — из-под «смартиз», заметил Лоример. Он оказался тяжелым, как будто его напихали дробью или семенами.
— Не передашь это Лулу? — попросила Амабель. — Это подарок. И пусть позвонит мне.
Она снова поцеловала его в щеку, и Лоример подумал, что сейчас, пожалуй, совсем неподходящий момент, чтобы разочаровывать ее и объяснять, что он никакой не сын Энгуса Блэка и, следовательно, не брат Лулу.
— Конечно, — ответил он. — Еще раз спасибо.
Он выскользнул за ворота во двор. Уже накрапывал дождь, и мокрые булыжники блестели в темноте. Он не был сыном Энгуса Блэка, он был сыном недавно скончавшегося Богдана Блока. Шагая по извозчичьему двору, он быстро вышел на Кенсингтон-Хай-стрит и незаметно высыпал содержимое тюбика из-под «смартиз». Он слышал, как у него за спиной с шумом падают и градом катятся по мостовой таблетки — не то ЛСД, не то экстази, не то крэка. Богдан Блок похвалил бы его сейчас, подумал Лоример. Он нашел такси на стоянке и был дома еще до полуночи.
* * *
Когда он пересекал холл, в дверную щелку выглядывала леди Хейг. Лоример заметил, что на ней старый ворсистый халат и что-то вроде чепца.
— Добрый вечер, леди Хейг, — поздоровался он.
Она приоткрыла дверь еще на пару дюймов.
— Лоример, я тут все беспокоюсь из-за собачьего корма. Я покупаю Юпитеру самый лучший, и он к нему привык. Это, наверное, так несправедливо по отношению к вам.
— А при чем тут…
— Ну, вам придется нести лишние расходы — и все из-за того, что я его избаловала.
— А, да не волнуйтесь об этом.
— Я вчера попробовала перевести его на консервы подешевле, так он даже не понюхал.
— Уверяю, вам незачем беспокоиться.
— Я так рада, что ваш друг наконец съехал. Мне кажется, он ужасно невоспитанный человек.
— Да он мне скорее коллега, чем друг. У него возникли неприятности. С работы уволили, а тут еще и жена из дома выгнала.
— Разумная женщина. Помню, ему кролик нравился.
— Кому — Торквилу?
— Юпитеру. Я как-то раз приготовила ему кролика, и он с удовольствием ел. Наверно, это не очень дорого — кроличье мясо?
— Наверное, нет.
Старушка улыбнулась ему — широкая улыбка облегчения.
— Ну хорошо, теперь я не буду так волноваться. Спокойной ночи, Лоример.
— Спокойной ночи, леди Хейг.
Поднявшись в квартиру, Лоример сделал себе чашку кофе с молоком и плеснул туда немного бренди для крепости. На автоответчике было оставлено два сообщения. Одно — от Димфны: она сообщала имя и телефон одного журналиста, специалиста по финансам, который с удовольствием согласился ему помочь. Другое было от Стеллы: «Здравствуй, незнакомец, — говорилось в нем. — Надеюсь, все ништяк, все атас. Не забудь про воскресенье. Увидимся в двенадцать. Целую крепко».
Он и вправду совсем забыл: они давным-давно договаривались о воскресном обеде, и у него появилось ужасное подозрение, что он снова совпадает с каникулами у Барбуды или еще с каким-то ее приездом домой. Он заметил, что Барбуда все чаще присутствует при их встречах со Стеллой, и даже начал догадываться, что Стелла таким образом пытается улучшить отношения между любовником и дочерью. Уныние, которое он испытал, слушая ее голос, подсказало: пора наконец подвести связь со Стеллой Булл к достойному и гуманному завершению.
Глава семнадцатая
Журналиста, приятеля Димфны, звали Брэм Уайлз, и, по ее словам, он очень обрадовался, что его мозги кому-то пригодятся. Лоример заранее условился с ним встретиться в полдень в «Матиссе». Он пришел туда (как обычно, на 15 минут раньше) и сидел в дальней кабинке, читая «Гардиан», как вдруг почувствовал, что кто-то плюхнулся на скамейку напротив.
— Говенный денек, — произнес Марлоб, набивая трубку своим тупым пальцем. — Ваша тачка совсем плоха стала.
Лоример согласился: накануне ударил крепкий мороз, и снова задул суровый ветер. Вдобавок прошлой ночью шел еще и дождь, и из-за этого ржавчина на его «тойоте» стала на глазах расползаться, как бактерии, размножающиеся в чашке Петри, так что теперь машина сделалась почти полностью рыжей.
Марлоб с громким посасыванием и причмокиванием раскурил трубку, и пространство вокруг него наполнилось клубами сизого дыма. Лоример заметил, что он вдыхает едкий трубочный дым очень глубоко, будто курит сигарету.
— В такую погоду кентскому садовнику с его нарциссами остается только зубы на полку положить.
— Знаете, я жду кое-кого, — ответил Лоример.
— А какое отношение это имеет ко мне?
— Ну, у меня тут встреча с одним человеком. Ему нужно будет сесть туда, где сейчас вы сидите.
Угрюмая официантка-румынка принесла Лоримеру заказанный капуччино, при этом умудрившись выплеснуть часть пены на блюдце.
— Что для вас? — спросила она Марлоба.
— Извини, милочка, — оскалился тот. — Я тут надолго не задержусь. — Он повернулся к Лоримеру. — А между тем… Между тем голландец-то сидит себе тихохонько.
— В самом деле?
— Государственные субсидии. Три гульдена за цветок. Так что, выходит, кентец и голландец с их нарциссами играют на одном поле, но по разным правилам!
Это был полный бред, но Лоример не желал вступать в спор с Марлобом и уклончиво заметил:
— Ну, погода еще исправится.
В ответ Марлоб разразился громким скрипучим смехом и изо всех сил хлопнул ладонью по столу.
— То же самое говорили в Дюнкерке в тысяча девятьсот сороковом. И куда это их завело? Скажите-ка, как вам кажется, — фон Рунштедт стоял на башне своего панцеркампфвагена и тоже надеялся, что завтра, быть может, немного потеплеет? А? А?
— Не понимаю, о чем вы.
— В этом-то вся беда этой страны. Все замечают только хорошее. Всегда обращают внимание только на хорошее, черт их раздери! Это просто болезнь, хвороба какая-то! Потому-то этот народ — на коленях. Стоит на коленях в канаве и высматривает объедки.
К их кабинке подошел молодой человек, на вид совсем мальчишка, и обратился к Марлобу:
