Полежав, скрючившись, минут пятнадцать, я снова застонала, поднялась и побрела к выходу. Старуха вздохнула и, как я поняла, смирилась.
Скрывающий черты тела черный балахон был как нельзя кстати. «Не так важно, в какой цвет вы раскрашены, — говорил нам инструктор. — Важно, чтобы ваши контуры не имели привычных очертаний человеческого тела, и тогда глаз нормального „гомо сапиенс“ просто скользнет мимо».
Очередного душмана я обнаружила там, где и предполагала — у входа. Боец не спал, и мне пришлось выдержать короткую безмолвную схватку. Только в конце, когда он уже падал, автомат с грохотом ударился об утоптанную до каменного состояния землю. Я зашипела от досады, но — делать было нечего — тихо и деловито поволокла обездвиженного воина туда же, куда и остальных. Я вдруг подумала, что похожа на паучишку, делающего заготовки на будущее, и рассмеялась.
Других душманов скорее всего в доме не было. То, что спали двое, означало, что и на посту — двое. Вряд ли они следовали армейской схеме, так что я взяла всех. Я тихо обошла комнаты, но везде было тихо и пусто, и только одну красивую деревянную дверь я оставила «на сладкое» — здесь должен находиться Хафиз.
Я потянула дверь на себя, и она открылась — тихо, послушно и безо всякого скрипа. Но тьма внутри была абсолютной, что называется, кромешной. Я пошла вдоль стены, ощупывая все ее шероховатости, пока не наткнулась на стандартную плетеную занавесь. Вдохнула — и нырнула внутрь комнаты.
В слабом лунном свете виднелись бесчисленные ковры, подушки, маленький круглый столик и больше — ничего! Я вышла из комнаты и последовала вдоль стены дальше, но уже через метр уткнулась в угол, затем — в другой. Теперь стена вела меня к выходу. Еще через метр я нащупала… железную дверь. Это было все. Хафиз имел в своем личном распоряжении только две, правда очень большие, комнаты, и одна из них была закрыта весьма надежно.
«Если он спит за этой железной дверью, мне остается или ждать утра, или попробовать прорваться через окно», — решила я и пошла к выходу. Я попробовала понять, куда должны выходить окна комнаты за железной дверью, и через две минуты убедилась: в ней не было окон. Комната граничила с такой же комнатой охраны с одной стороны и толстенной стеной, отделяющей мужскую половину дома от женской — с другой. Третья стена выходила в коридор, а четвертая — во двор. Но и эта, четвертая, стена никаких окон не имела.
«Ну и забаррикадировался мужик! — покачала я головой. — Если Хафиз спит за этой дверью, мне его не взять до самого утра!» — решила я и пошла вытаскивать из ямы своего «соплеменника» Фаруха.
В ямах уже слышалось шевеление: мои «военнопленные» определенно очухались и пытались сообразить, что теперь делать.
— Спать! — шепотом приказала я и быстро открыла решетку ямы с Фарухом.
— Эй! — позвала я. — Ты еще живой?
Снизу донесся шорох.
— Черт! — ругнулась я. — Как тебя достать?
Фарух молчал.
Я огляделась по сторонам. Где-то неподалеку должна быть лестница или что-то в этом роде… Но ничего похожего я не видела. Я тщательно обошла двор и наконец в самом углу нашла то, что искала, — длинную, метров шести, лестницу.
Я проволокла ее до самой ямы и, кряхтя от напряжения, спустила вниз.
— Ой! — услышала я оттуда.
— Что — зацепила?
— Блин, по голове! — вскрикнул Фарух.
— Надо же! — удивилась я. — Ты еще и разговаривать можешь! Давай вылезай!
Фарух засопел, закряхтел и, наконец, заскрипел лестницей. Я терпеливо ждала.
Он вылез, и я совершенно растерялась. В свете луны передо мной стоял на четвереньках совершенный, законченный душман — вплоть до поясного платка поверх халата.
— Домой хочешь? — сразу перешла я к делу.
— Н-не знаю, — растерялся Фарух.
— Ты хоть откуда?
— Из Тамбова.
— А как звать-то тебя — на самом деле?
— Фарух, — твердо произнес он, и я удивилась. Это был первый вопрос, на который он ответил определенно.
— Раньше как звали? — поправилась я.
— Саша, — неохотно признался Фарух.
Я цокнула языком — два года под мудрым руководством Хафиза даром ему не прошли.
— Ладно, хрен с тобой, Фарух так Фарух. Где Хафиз спит?
— У себя, — растерялся Фарух. — В спальне.
— Это там, где ковры?
— Ну-у…
— А за железной дверью — что?
— Не знаю. Он туда никого не пускает.
— Но он там не спит?
— Нет, — решительно замотал головой Фарух. — Он туда вообще редко заходит.
Я задумалась. Было два варианта: Хафиз либо заметил мои боевые действия и скрылся за железной дверью, либо его в доме нет. В первое я не верила. Если бы он меня увидел, то скорее всего попытался бы остановить, может, пристрелить… Тем более что ребят его я «брала по частям».
— Хафиз мог уехать?
— А сегодня какой день? — спросил Фарух.
Я попыталась сообразить.
— Уже пятница. Эта ночь — с четверга на пятницу.
— Тогда он у муллы. Он всегда в четверг на ночь выезжает, а в субботу утром приезжает.
— Всегда?
— Всегда! — уверенно произнес Фарух.
Ситуация складывалась неопределенная. Я, конечно же, хотела бежать — и немедленно. Но нельзя, чтобы мне кто-то помешал.
— Здесь есть комнаты без окон и с дверями — настоящими, деревянными?
— Нет. Здесь почти все — без окон, но чтобы и с дверями… Комната охраны, ну и у Хафиза…
— Блин! — вспомнила я. — Тут ведь сарай есть!
Через пять минут я внимательно оценивала пригодность уже знакомого мне сарая к использованию в качестве тюрьмы. Он был совершенно пустой.
— А где лошади? — спросила я шепотом у Фаруха.
— Он на них уезжает. Одна — для себя, и одна — для поклажи.
Я вдруг подумала, что, по большому счету, этот «приют разбойника» пришел в запустение: шесть прекрасных, крытых решетками ям для рабов, а использовалась при мне только одна — для Фаруха; огромная конюшня, а стоит пустой!
Фарух показал мне, где лежит бревно для подпирания двери, и я пришла к выводу, что это то, что надо.
— Сиди здесь! — приказала я Фаруху. — Дернешься — пристрелю!
Он вжал голову в плечи, и сразу стало понятно: этот «человек разумный» — битый, и хорошо битый! Я уже пожалела, что вытащила его.
Когда я прошла на женскую половину, старуха уже поднялась и, стоя в дверях, внимательно осматривала двор.
— Поднимай девчонок и всех сюда! — приказала я, указав рукой прямо перед собой, и передернула затвор.
