Я представляю себе эту волшебную Долину. Закрываю глаза и вижу, как феи собирают капельки росы. Когда ведерко наполнено, они летят к королевскому замку. Там феи постарше делают из росы тоненькие-тоненькие ниточки. Тоньше волоска! Нити идут к ткачихам. Из них делают ткани. Их покрывают узорами и превращают в сладкие сны.
– Когда все работы окончены, – продолжает бабушка, – маленькие феи берут готовые покрывала. Они и доставляют каждое из них ребенку. Каждому по одному. Но это не значит, что маленьких фей много. Нет! Просто каждая должна доставить сны нескольким ребятам. Эта работа непростая. Ведь всегда кто-то из детишек может запросто закапризничать. Как сейчас Костик. Он может не хотеть засыпать вовремя. В этом случае фее придется сидеть рядом и ждать. Пока маленький шалун или шалунья наконец не утихомирится. Но, чтобы никого не оставить без снов, кому-то из подруг феи придется взять на себя еще больше работы и лететь, звеня своими прозрачными крылышками, за еще одним покрывалом в Долину. А это не такая уж и простая задача. Поэтому, если ты в следующий раз решишь покапризничать перед сном, подумай о маленьких девочках, которым придется еще раз лететь в Долину, и о том, кого ты оставляешь без сладкого ночного сна.
Я закрываю глаза. Сейчас я засну! Я не хочу, чтобы из-за меня какой-нибудь ребенок остался без сладкого сна. Я не хочу заставлять фею ждать. Правда. Но, если честно, я очень хочу увидеть ее, маленькую фею. Ну ничего. Как-нибудь я лягу пораньше.
Я притворюсь, что заснул, но сам буду ждать, когда появится фея. Тогда я попрошу, чтобы она принесла мне сон про маму!
Наверное, фея меня услышала. Мне приснилась мама. Правда-правда! Она была королевой волшебной Долины, про которую рассказывала бабушка. У нее родился я – первый мальчик за всю историю королевства! Мама защитила меня и не дала выгнать из Долины. Мама всегда меня защищала! Теперь, когда ее нет, меня защищает бабушка. Мама мамы. Меня назвали Феем. Просто маленьким Феем.
В эту ночь я пережил много чудесных приключений! Столько, сколько не переживал за всю жизнь! Я подружился с тремя огромными псами и стариком Миреком. Я освободил Горгуля и Старое Привидение. Вернул корону старику-троллю и освободил Долину от злых сил. Наверное, все это мне рассказывала бабушка. Я не помню. Помню только этот сон, как свою собственную историю.
Наверное, этот же сон приснился и папе с Сережей. Иначе, как объяснить, что они вдруг приехали к нам? Они прилетели самолетом, потом сели в такси и приехали в деревню. Никто не ждал их: ни я, ни бабушка, ни Михалыч. Но все равно мы обрадовались. Наверное, они просто устали говорить о работе. Или соскучились по нам. Или и то и другое.
Я просто смотрю на них. Они оба уставшие. Нет, не с дороги. Они просто устали от всего. Им надо отдохнуть. Не думать о работе. Хотя бы чуть-чуть!
Здорово! Значит, мы все поедем на рыбалку с Михалычем! Он научит Сережу и папу ловить рыбу и ездить на мотоцикле. Я – играть на губной гармошке. А еще Михалыч покажет им свой фокус со спичкой и волшебство с глиной. Нам всем будет хорошо. Правда. Побудьте здесь подольше! Мне очень вас не хватало!
Сереже с папой здесь все непривычно. Даже больше, чем мне. Они не могут понять, как это: ехать в магазин в соседнюю деревню. Или ходить за водой к колодцу. Или не ополоснуться с дороги. Но ничего. Им все равно стало легче. Я вижу это. Правда! А чтобы им стало еще легче, я достал губную гармошку. Я решил сыграть им любимую песню Михалыча.
Папа
Прошло всего три месяца, а я почувствовал, что начинаю сходить с ума. Все покатилось в пропасть! Нет, не так, как это происходит в фильмах: мучительно долго. С возможностью десять раз обдумать каждое свое следующее действие. Нет! Разом. В одночасье. Жена, сын, другой сын.
Странно, но я раньше не обращал на Костика никакого внимания. Совсем. Мне он был не нужен. Зачем? У меня был старший сын – Сергей. Моя надежда и гордость. Жена. Моя опора. Теперь нет и их. Жена умерла. С Сергеем на ножах. Разве о таком я мечтал, когда дети еще в сад ходили? Да за что мне все это?!
Надоело все. До смерти. Работа, дом, Сергей. Пошел, билеты на самолет взял до Красноярска. Себе и ему. Захочет, полетит со мной. Не захочет – сдам его в кассу. Я и сам отдохну, развеюсь.
Сначала ходил, фыркал: «Какого хрена я там забыл, в деревне этой? У меня и тут дел хватает». Потом гляжу, тоже сумку собирает. Видать, и ему надоело все это не меньше, чем мне. Ну что же, значит, все не так плохо. До аэропорта, правда, поодиночке добирались. И в самолете в разных местах сидели. Я – над крылом. Он – куда-то в хвост забрался. Ну да и ладно. Мне все равно лучше стало. Легче как-то.
В такси даже заговорили друг с другом. Так, по работе. Впрочем, на эту тему не хотелось говорить. Особенно здесь: деревья, зелень, тишина. Да ну ее на хрен, работу эту. Дайте отдохнуть, как человеку. Сережка, смотрю, тоже как-то не горит желанием ни отвечать про это, ни расспрашивать. В общем, перекинулись парой слов. Таксист, наверное, решил, что мы так, знакомые. Вот бы удивился, узнай, что мы – отец и сын.
В деревню приехали – тишина. Ни машин, ни вывесок, ни шума, ни беготни этой вечной! Боже мой, да где такое еще увидишь? Душа, правда, нет, но и черт с ним. Не для того я столько километров отмахал, чтобы о таких мелочах беспокоиться. На Сережку поглядываю, ему тоже непривычно. Но ничего. Держится.
Вот и Костик. Только теперь я понял, как мне его не хватало! Это же мой сын! Сын, от которого я отказался еще девятнадцать лет назад. Стыдно стало, хоть ты сквозь землю провались! На него поглядываю, как он, отца-то признает? А он рад, чертенок. Рад, по-настоящему рад отцу своему непутевому. Вы понимаете это? Он мне рад! Как же я пожалел, что не взял игру его любимую. Хоккей этот настольный. Он обожает его. А еще он наш семейный чемпион. Никто его еще не обыграл.
А еще он умеет слушать. Он понимает, что мне надо выговориться. Как тогда. С Сережкой особо не поговоришь. Он себе на уме. Своих проблем у него хватает. Так и разругались.
Вот мы и сидели, пока Надежда Владимировна накрывала на стол. Думали о чем-то своем. И тут вдруг Костик заиграл на гармонике. Не просто задудел, как это обычно дети делают. Нет! Он заиграл. И все продолжал играть. А я сидел и клял себя на чем свет стоит.
Сережа
Как Костяна в деревню увезли, мы с отцом с тех пор и не разговариваем толком. Даже ужин с завтраком каждый сам себе готовит. По очереди. Закончил на кухне возиться – освободи помещение. Дай место следующему. А сам изволь в свою комнату удалиться. Как через границу жили, короче. Тогда нормально это казалось. Сейчас вроде разговаривать начали с ним.
Тут хорошо. Тут нет работы. Не надо о чем-то думать. И можно поговорить хоть с кем-то. Бабушка, хоть и старая, а понимает все. Рассказал я ей и про то, как с отцом тяжело. Про работу свою тоже немного. Хоть выговорился. Есть на свете хоть один человек, которому я не по фигу. Не то что отец. Дома пыжится. Крутой. А здесь, смотрю, момент улучил, сам к бабе побежал. Про своих баранов рассказывать. А она уши-то и развесила. В диковину ей это все. Вот и слушает. По мне – и слава богу. Меня грузить не будет.
