Так вот, наш армянский Гамлет как-то случайно, а может, не случайно повстречал вдову одного такого, опять же, случайно расстрелянного человека. Их пути пересеклись где-то в районе Елоховской церкви. Она туда зачастила после смерти мужа. Было ощущение, что ее там даже ждали. Умело опекали. Присылали приглашения на церковные событийные даты, исповедовали, причащали. В общем, благостно отвлекали. Ну что ж, гуманно. А Гамлет туда залетел абсолютно не по делу. Ехал из своего постпредства в Армянском переулке, это неподалеку, и заглянул в главный на то время храм страны. Поставить свечку — была годовщина смерти матери. Похвально.
И дальше почти сцена из пушкинского «Каменного гостя». Она истово молилась, а он не мог отвести глаз от ее горестно склоненной чудесной фигуры, от черного кружевного платка, от тончайшего запаха духов (ох, грешница), а самое главное, от ее невзначай брошенного взгляда в его сторону.
Потом он признавался: «Понимаешь, Вовка, она меня этим взглядом обволокла, заколдовала, как говорят ваши русские, присушила». Казалось, что особенного в женском взгляде? Эка невидаль! Встречались нам женские взгляды, всякие встречались-попадались. Ласковые и хитрые, лживые и глупые, лукавые и простые. Могу до утра перечислять. А у Инны (так ее звали) взгляд был пронзительный, простодушный и молящий, «Люди, отзовитесь! Я тут! Я в беде», — вот что говорили ее серые с потрясающей поволокой глаза. Остальное тоже было прекрасным — брови, ухо, рот, фигура, наконец! Точеная фигура, как статуэтка. А ноги! Как Гамлет ее щиколотки увидал, так сразу захотел все остальное посмотреть. И посмотрел. Со временем… Не разочаровался, а очаровался еще больше.
В общем, они как-то очень складно подошли друг другу. Как сложный ключ к не менее сложному замку. Она по-прежнему скорбела по убитому мужу и молилась в церкви, а он привычно руководил в Армении своим районом, постоянно повышая темпы жилищного и промышленного строительства, а также сельского производства.
Она ходила в магазин и выстаивала утомительные очереди (раньше продукты привозились на дом с поклонами), ездила на тряском трамвае и удушающем автобусе «Икарус», протягивая билетик для компостирования, — раньше была машина и персональный шофер. Ходила по вызову завуча в школу, где робко объясняла, что постоянно забываемый или теряемый сыном дневник не злостный умысел, а лишь увлеченность точными науками и состояние общей задумчивости. Над сложностью бытия. Влезет в одну штанину и замрет, что-то вспоминает. А про вторую штанину забывает начисто. «Значит, вы его плохо воспитали, — чеканила строгая и глупая баба, — кем же он вырастет в одной штанине, безотцовщина?» Тут материны серые прекрасные глаза наполнялись слезами, и довольная завучиха отпускала ее с миром домой. До следующего вызова.
Но на следующий вызов откликнулся Гамлет и так хорошо, по-партийному с завучихой поговорил, сказав, что он дядя мальчика и заодно член Центрального комитета нашей самой справедливой партии (правда, армянского филиала, но та от испуга не обратила внимания на эту деталь). Увидев красную кожаную книжечку с тиснением «Ц» и «К», она впала в ступор, в нирвану, почти в общий наркоз, и обещала стараться во всем оправдывать доверие партии.
Мальчика оставили в покое, и он перестал терять нужные предметы. Даже портфель терял только один раз в четверть. Но с концами. Зато он увлекся химией и занял третье место на городской олимпиаде. Заодно сжег и извазюкал почти все кухонные приборы. Гамлет купил все новое, а также дорогущий набор «Юный химик». Он его приобрел в учколлекторе. Это додуматься надо, чтоб такое достать не в обычном «Детском мире», где их тогда и не бывало.
Мальчишка смотрел на него с изумлением и надеждой. Отец с ним так никогда не занимался. Ему было некогда. Он делал деньги. И вот доделался. А этот все замечал, учил боксировать, бросать в корзину баскетбольный мяч, делать двойной захват и класть соперника на лопатки. Получалось не очень классно, мышцы были слабоватые, дух нестоек. Но каковы перспективы!
Конечно, появлялся он в доме на Ломоносовском не так уж часто, но достаточно для того, чтобы в Армении возник слух. Аида наконец вышла из привычного отупелого состояния и встревожилась. Конечно, ответственные (и не очень) кавказские мужья на выезде — это особая статья. «Как это нормальному мужчине не погулять немного, э?!» Но тут «просто погулять» и не пахло. Он явно и серьезно увлекся.
Начались разборки. Он этого не терпел. Включились старшие сыновья — мать защищать.
Гамлет отбивался, гневался и не поддавался. Друзей в эти разборки не посвящал. Включился младший брат Роберт, бывший комсомольский работник. Поимел в свое время весь женский молодежный актив не только своей, но и соседних социалистических республик. Даже переводчицу с урду имел. Очень этим гордился. «У него вообще как Арарат стоит», — восхищались друзья. Он Гамлета прикрывал как мог, но в душе порицал: «Так серьезно! Зачем?»
А в это время — смена власти. КПСС развалилась, как бумажный домик. Райкомы закрылись «на переучет». Но никто не пропал, никого не уводили по ночам, детей не изгоняли из комсомола. ВЛКСМ и сам рассыпался (на время). Демократия! Все куда-то «перетекли».
Гамлет отсеялся в НИИ овощеводства. Директором. Сам (сам!) стал писать диссертацию о помидорах! Что любил (чисто покушать) — о том и писал. Он и шашлык любил, но это не входило в научный план вверенного ему института. А то бы тоже написал. Диссертация требовала глубокого литературного обзора, который был доступен только в Москве. И он опять зачастил к своей «донне Анне». То есть Инне.
Он полюбил Библиотеку им. Ленина. Нет, не в качестве ее содержимого, хотя и там встречались интересные опусы о помидорах и других овощах (брокколи и капуста, как готовить свекольники и др.). Просто за этой библиотекой были прелестные тихие переулки, по которым было так сладко бродить с милым твоему сердцу человеком. Тихонько идешь, сплетя пальцы в единую тесноту, чувствуешь плечом родного человека, а то и локтем невзначай толкнешься в грудь, абсолютно случайно, но очень волнительно. А тут по левую руку церквушка, по правую — Институт марксизма-ленинизма, прямо — Пушкинский музей. Тоже неплохо. Все тут есть. Рядом журнал «Коммунист». Там завотделом работал дружок Гамлета. Талантливый человек, но жуткий гуляка и бабник. Он знал про любовь Гамлета, но никаких оценок не давал. Осторожный.
Иногда они заходили к нему в редакцию. Хотя журнал собирались закрывать, это друга не волновало. Он уже договорился в каком-то фонде «Демократия и сила» о теплом местечке. При виде очаровательной женщины в его глазах появлялся масленый блеск и шевелились пальцы. Как щупальцы осьминога. На ногах тоже наверняка шевелились, поэтому он все время ерзал и перетаптывался. Завидев это перебирание ногами и «масло», опытный Гамлет поскорей уводил свою подругу. А она смеялась. Тихонько так, в четверть силы, нежно. От ее смеха он всегда терял голову. Не смех, а музыка!
Один раз он уговорил ее приехать в Армению. Он пел знаменитую песню пахаря персонально для нее! И как пел! Как заливался и вибрировал! Словно глухарь на току! Ничего не слыша вокруг. Сыновья хмуро молчали. Аида страдала дома. Роберт щелкал языком от восхищения. Потом друзья вполголоса пели армянскую величальную. Инна этого не вынесла и потребовала отправить ее обратно. Не терпела двойственности своего положения: жена — не жена, подруга — не тот термин, любовница — не любовница, слишком глубокие чувства. Сплошная зыбкость и туман. Уехала.
