Да мне дальше-то и не надо, что же мне, прямо перед светлые очи милиционеров вставать, что ли?
— Идут! Министр! Министр!
Что они все? Министра не видели никогда? У них телевизора дома нет, что ли?
Показались министр и свита его.
Министра я узнала сразу. Абсолютно лысый, из-за белесых бровей кажущийся безбровым, он шел, озабоченно наклонив голову. Лицо министра покраснело — наверное, от быстрой ходьбы, огромный живот грозил порвать дорогую ткань черного строгого пиджака.
Этого человека мне предстояло спасти от позора и тюремного заключения.
Сразу за министром шел Волк. Его я тоже сразу узнала, я его часто по телевизору видела. Волк, не поворачивая головы, стрелял по сторонам острыми глазами и нервно двигал своей хищной челюстью, будто пережевывал что-то.
Изменился он все-таки после двух покушений-то. Властная леность на лице сменилась более привычным для меня настороженно-злым выражением.
А как же — за ним ведь охота ведется.
Волк вдруг глянул на то место, где я стояла, я успела опустить глаза, а когда снова посмотрела на него — он уже по ту сторону коридора что-то цепким взглядом выискивал.
Позади министра и Волка брели расслабленной походочкой охрана и всяческие канцелярские деятели. Насмешливо и снисходительно посматривали на столпившихся людей — только что пальцем не показывали и не хохотали.
Мелькнула рожа Зайберта. Он смеялся и задорно рассказывал что-то высоким гостям.
Успел уже проспаться.
Несколько секунд оставалось до того момента, когда Волк поравняется со мной.
Я правой рукой отстегнула ножны и осторожно спустила их себе под ноги, оттолкнула подальше. Пальцами, забинтованными скотчем, взялась за лезвие и спрятала ручку ножа в рукав свитера.
— Министр! Министр! — кричали вокруг меня, что-то еще кричали на казахском. — Добро пожаловать! — кричали и размахивали цветами, флагами и просто руками — целый лес качался над головами.
— Министр! Министр! — закричала и я.
Подняла вверх руки.
Еще пара секунд, пара шагов…
Когда Волк поравнялся со мной, я отвела руку с ножом немного назад, высвободила рукоятку из рукава, чтобы свитер не мешал мне, размахнулась и, поймав глазами то место на белой шее Волка, куда должно было вонзиться оружие, мгновенно отправив мою жертву подальше от нашего мира, рассчитанным движением послала нож в смертельный полет.
Даже и не расслышала, как свистнуло. И видно ничего не было — нож ведь не виден в полете, если его грамотно метнуть — нож как пуля должен быть.
Руку, метнувшую нож, я не опускала, продолжала так же размахивать ею и кричать:
— Ура, министр!
Уверена, что никто ничего не заметил — и тот агент, что у стойки буфета стоял, он вообще меня не мог видеть за плотными массами сгрудившихся тел, и тот агент, что находился от меня по другую сторону живого коридора, он в другую сторону смотрел, я видела, ни менты, конечно, им-то уж не до того было, они зевак сдерживали, чтобы на министра и его окружение не хлынул поток любопытных.
Волк остановился, схватился обеими руками за шею — сбоку под ухом. Между его пальцами тонкой струйкой брызнула кровь.
Я еще успела заметить, как глаза Волка закатились, ноги бессильно согнулись в коленях и он рухнул на голубую ковровую дорожку, заливая ее яркой кровью.
Вот и все.
Толпа, как единый организм, на мгновение замерла, потом взорвалась криками.
Министр обернулся к Волку, раскрыл рот, но его тотчас же подхватили под руки подскочившие охранники и увлекли — толстого, то и дело беспомощно оглядывавшегося назад — к выходу из аэровокзала.
Вслед за ними побежала свита. Зайберт бежал…
Бездыханное, залитое кровью тело Волка несли за министром.
А вообще-то, нет, не бездыханное — Волк еще хрипел, пеня розовую кровь на побелевших губах.
Я вопила, орала и размахивала руками вместе со всей толпой.
Крики становились все громче и громче.
В людском движении вдруг стали образовываться водовороты и промоины, кого-то уже хватали милиционеры.
На мгновение перед моими глазами мелькнуло перекошенное, абсолютно белое лицо агента госбезопасности в спортивном костюме.
Так, пора выбираться отсюда!
Расталкивая локтями снующих вокруг безумных людей, я пробивалась к выходу.
— Разойдись, суки! — грянуло у меня над самым ухом. — Р-разойдись!!
Это мент, расчищая себе дорогу резиновой дубинкой, так называемым демократизатором, рассекал людское бушующее море — искал кого-то.
Понятно — кого…
А за ним еще двое, тоже с дубинками.
— Товарищ старлей! — завыл какой-то мужичок.
Я обернулась — мужичку крутили руки те самые двое ментов. Мужик извивался, как раненая змея, и нечленораздельно орал что-то в свое оправдание:
— Товарищ старлей! Это не я стрелял! Это вон тот парень в кожанке стрелял!
Вот здорово! Им показалось, что кто-то стрелял. Не стреляла я — нож бросила…
Парень в кожанке, на которого указал мужик, немедленно побледнел смертельной бледностью и попытался юркнуть в толпу, но третий мент, размахивая над головой дубинкой, как боевой палицей, ринулся вслед за ним.
Я направилась подальше от разворачивающихся военных действий, и донесся до меня полузадушенный, разорванный крик:
— Да не я это! Врет тот мужик все, брешет он! Я здесь на вокзале работаю! Уборщиком!..
Парня того настигли, надо думать…
«Хорошо работает наша милиция, оперативно, — подумала я, — кого надо, не ловит; а кому не надо — руки крутит и головы проламывает…»
Я выбралась наконец из гущи беспорядочно мечущихся и оглушительно вопящих человекоподобных существ на относительно безлюдный пятачок.
Только-только перевела дух, как попала в самый водоворот бегущих людей — двери аэровокзала еще не успели перекрыть, и народ теперь, насмотревшись на милицейский произвол, валом валил наружу.
Увлеченная потоком человеческих тел, я стремительно неслась из здания.
Рядом со мной двое милиционеров волокли под руки заливающегося горючими слезами старого казаха. Тот не сопротивлялся, только, призывая Аллаха, скулил какую-то заунывную молитву.
Следом за ментами и казахом озабоченно бежали оба агента.
— Он-он-он-он, — скороговоркой твердил «спортсмен» с перекошенным лицом, — я точно видел — у него связка дротиков в руках была! Ну, сейчас тебе покажут, террорист хренов, падла!
И, изловчившись, он пнул старика ногой в поясницу, да так, что тот и на ногах не смог удержаться.
