– Не сбросишь же? – сказала.
Потом был звонок жене, та закричала не своим голосом, схватила дитя, и, хотя на дверях был железный перехлест, только ее и видели.
– Это идея, – сказала Ольга.
– Это примитивная идея, – ответила я. – Для отмороженных идиотов типа моего брата.
– Не скажи, – засмеялась она. – Есть тип личности, для которого это самое то.
Потом я поняла, что имелся в виду тип личности жены Ильи. Щурящаяся на свет интеллигентка с высоким породистым станом тоже должна была вскрикнуть и убежать.
– Гордячек надо брать голыми руками, – сказала вдруг Ольга. А я соображала все еще про жену брата, закомплексованную и между прочим верующую – ну совсем другой тип личности.
Потом… Потом… До меня дошло: та Ольга, что хотела брать «гордячек голыми руками», стала уже другой женщиной. Привычная мне Ольга, как бы ни колошматила ее жизнь, всегда была, ну, скажем, достаточно смиренна к обстоятельствам судьбы и снисходительна к людям в этих обстоятельствах.
Новая Ольга уже сдала на значок ГТО, была готова к стрельбе по целям. То, что у нее ничего не вышло, было знаком, который ни она не разгадала, ни я. А я ведь давно пристально вглядывалась в ее жизнь, даже ощупывала то, что не давалось в понимание глазу. Однажды она сказала, что специально для меня притырила костюмчик для низкорослой леди с проблемами веса. Я поехала к ней. Накануне у нее был Илья, его шелковый халат висел в ванной. Я пошла мыть руки и не удержалась, взяла его в руки. Знаете, как иногда нечто отскакивает от тебя как чуждое: откроешь куда-то дверь – и тут же хочется выйти, познакомишься с человеком и бежишь исчезнуть, начинаешь читать книжку, а она не просто не твоя с первой страницы, она не твоя расположением слов в первом предложении. И это не вопрос хорошего там или плохого, не вопрос вкуса, это иное. Не твое. Так вот, мужской халат… Мне он был безразличен или, скажем, нейтрален. Меня он не отторгал, хотя сроду в моей ванной не висело ничего подобного. Но почему-то я подумала, что Ольга купила не то своему хахалю, пардон, бойфренду, что деньги задурили ей голову, а эти идиоты мужики сроду не требовали женскими щедротами и даже более того… принимали их с детской жадностью.
Вошла и поселилась мысль о несовпадении. Костюмчик для леди с несовременной фигурой был вполне хорош, но именно потому, что было подчеркнуто, как он подойдет именно мне, фигуристой не по нынешним временам, я его, костюмчик, отпихнула ногой. Сама о себе я могу думать что угодно, но, будьте любезны, остальные принимайте меня за современно длинноноговытянутую, не меньше, не больше, если хотите иметь со мной дело. У каждого свои коники. Такого слова ни в одном моем словаре не оказалось. Посмотрела. Но, ей-богу, оно не придумано. Это фокус, причуда…
Так вот, костюмчик я отвергла по причине своих причуд (коников), взяла что-то совсем другое, вязаное и немодное, и, видимо, из внутреннего моего раздражения выползли слова, что нечего, мол, мужиков баловать дорогим и вообще, это не ее, Ольгин, стиль – бахрома, кисти и прочие причиндалы. Ждала ядовитого отпора, но она махнула рукой:
– Да знаю!
Время шло. Илья не появлялся. Как в воду канул. Зато на ровном месте снова возник.
Тамбулов
Он позвонил в дверь без всякой предварительной договоренности, а дело было глубокой ночью… Что должна была делать Ольга? Она испуганно сжалась в кровати и решила на звонок не отвечать.
Но звонили настойчиво, так, что услышали соседи, они-то и вышли, и соседка кричала:
– Оля! Ты дома? Ты дома? К тебе человек Тамбулов. Ты его знаешь?
«Знаю, но знать не хочу!» – подумала Ольга, но к двери пошла. И открыла ее – ведьма ведьмой.
Тамбулов извиняться не стал. Он вел себя так, будто ему рады, будто ему открыли на первый стук и не он всполошил лестничную клетку. Такое умение держаться в рамках собственного сценария – прилетел, пришел, все рады – сбило с толку Ольгину злость, которая уже вполне оформилась в яркие слова, и всего делов – открой рот и выпусти их. Но…
– Надо было позвонить, – только и сказала она ему, по автоматизму гостеприимства включая чайник.
– Дочь не разбудил? – вдруг будто спохватился Тамбулов, выходя из ванной.
– Она живет отдельно, – ответила Ольга.
– Класс! – сказал Тамбулов. – Тогда будем гулять.
Он достал бутылку коньяка, коробку конфет, орешки – все это круглосуточно продавалось на углу Ольгиного дома, поэтому ценности, кроме номинальной, дары не имели. Более того, Ольга знала, что коньяк этот, увешанный звездами, – клоповья морилка, в округе это знали все, его держали в расчете на такого вот ночного дурака. Конфеты тоже были под стать – дрек.
– А если бы меня не было дома? – спросила Ольга. – Вы об этом подумали?
– Подумали, – засмеялся Тамбулов. – Таксист меня должен был ждать ровно десять минут. Почему я и был так настойчив… Куда-нибудь катанул…
– Куда? – Какой правды она добивалась, Ольга не знала сама. Но как-то очень вживе представила себе, что этот клоповый коньяк и гнусные конфеты могли сейчас быть развернуты на другом столе, третьем, четвертом… Конечно, можно пилюлю подсластить: начал-то он с нее… Хотя откуда она знает?
Оказалось, это еще не все. Тамбулов взял ее в охапку и сказал, что воспоминания об этой кухне у него наи… наи… Поэтому не надо задавать глупых вопросов, куда и зачем… Он здесь и тут.
– Идите к черту! – закричала она, вырываясь из рук. – Это я решаю здесь, там и с кем!
То, как он мгновенно отстал, было по-своему оскорбительно.
– Пардон, мадам, – сказал он. – Как говорится, дело хозяйское.
Она бросала на диван наволочку, простыню, гостевое одеяло, ее бил колотун от унизительного незнания, что с ней происходит в жизни. Почему ее то грубо хватают, то так же бросают? Она ведь хочет другого – мужчины навсегда. Она даже жалеет – иногда и чуть-чуть, – что выпихнула в грудь Кулибина. Хотя, если совсем честно, мужчина с «зубом наперерез» ей тоже не нужен.
Тамбулов долго читал перед сном. Ольга видела свет в щели под дверью, он ее раздражал, как и скрип дивана в соседней комнате, и то, как громко там прочищался нос. Ольга думала, какое это все свинство – явление Тамбулова и расчет на ее полную готовность. Но в какой-то момент вдруг пришло сожаление об отсутствии такой готовности, она затормозила на этом и вернулась к мысли о мужчине навсегда, но как можно ставить этот вопрос, когда тебе уже немало лет и любой «гипотетический навсегда» к этому моменту уже есть чей-то навсегда, а значит, не то, не то… Дважды там или трижды навсегда не бывает. Это реникса. Чухня, фигня. Хотя разве не случается такое? Ольга снова стала думать об Илье, о том, как все было хорошо, а вот не заметила, как он был-был и куда-то делся.
Утром Тамбулов встал рано, стопочкой сложил использованное белье, пришлось Ольге тоже встать, куда денешься, он уже стоял в коридоре, одетый на выход…
– Ни чаю? Ни кофе? – спросила она.
