Разумеется, сообщник знает, что Микаэль сбежал и может выдать его, думал Йона. Вероятно, он уже пытается замести следы и сменить укрытие, но если Микаэль приведет полицейских к месту своего заключения, эксперты сумеют найти зацепки, и охота начнется.
Они были еще далеки от этого, но сердце у Йоны в груди уже билось быстрее.
Мысли так стремительно сменяли друг друга, что комиссару пришлось съехать на обочину моста Васабрун и остановить машину. Какой-то водитель раздраженно засигналил.
Йона вылез из машины, поднялся на тротуар и втянул холодный воздух глубоко в легкие.
Ужалила мигрень. Комиссар пошатнулся и оперся на перила. На мгновение зажмурился, подождал, ощутил, как боль становится глуше, и снова открыл глаза.
Белые снежинки, миллион за миллионом, падали с неба и бесследно исчезали в черной воде, словно их и не было.
Это пока были всего лишь мысли, но комиссар знал, о чем они. Даже тело отяжелело от осознания.
Если ему удастся схватить сообщника Вальтера, ничто больше не будет угрожать Сумме и Люми.
Глава 35
В бане было слишком жарко, чтобы говорить. Золотистый свет лежал на голых телах и светлом сандаловом дереве. Воздух разогрелся до девяноста семи градусов и обжигал легкие. Капли пота срывались с носа Рейдара и падали на поросшую седыми волосами грудь.
Японская журналистка по имени Мицуо сидела на лавке рядом с Вероникой. Тела у обеих покраснели и блестели. Пот стекал между грудей, по животу и на волосы лобка.
Мицуо серьезно смотрела на Рейдара. Она явилась из Токио, чтобы взять у него интервью. Рейдар приветливо ответил, что не дает интервью, но что от всей души просит ее присоединиться к вечернему мероприятию. Вероятно, она надеялась выудить у него несколько слов о том, возможно ли создание манги по романам серии “Санктум”. У Рейдара она жила уже четыре дня.
Вероника вздохнула и ненадолго закрыла глаза.
Собираясь в баню с Вероникой и Рейдаром, Мицуо не сняла золотую цепочку, и Рейдар заметил, что цепочка обжигает ей кожу. Мари посидела минут пять, потом ушла в душ, а теперь и японка покинула баню.
Вероника наклонилась и оперлась локтями о колени, дыша полуоткрытым ртом. С сосков капал пот.
Рейдар чувствовал к ней что-то вроде хрупкой нежности. Но он не знал, как объяснить ту пустыню, которую он носил в себе. Все, что он делал, во что бросался, – просто случайные, на ощупь поиски того, что поможет ему пережить следующую минуту.
– Мари ужасно красивая, – сказала Вероника.
– Да.
– Большая грудь.
– Прекрати, – буркнул Рейдар.
Вероника посмотрела на него, и ее лицо посерьезнело.
– Почему я не могу просто развестись…
– Тогда между нами все кончено, – перебил Рейдар.
Глаза Вероники наполнились слезами, она хотела что-то сказать, но тут вернулась Мари и, фыркнув, уселась рядом с Рейдаром.
– Господи, как жарко, – выдохнула она. – Как вы тут сидите?
Вероника плеснула из ковшика на камни. Сильно зашипело, горячий пар клубами поднялся вверх и на несколько секунд окутал их. Потом стоячий воздух снова наполнился сухим жаром.
Рейдар качнулся вперед, оперся на колени. Волосы у него на голове так нагрелись, что руку почти обожгло, когда он запустил в них пальцы.
– Так нельзя, – выдохнул он наконец и сполз с лавки.
Обе женщины последовали за ним, прямо в мягкий снегопад. В ранних сумерках снег переливался светло-синим.
Тяжелые снежинки, кружась, опускались на землю, а трое голых людей возились в сугробах свежевыпавшего снега.
Давид, Вилле и Берселиус обедали с прочими членами правления стипендиального фонда “Санктум”, и застольные песни слышлись даже здесь, на заднем дворе усадьбы.
Рейдар обернулся, посмотрел на Веронику и Мари. От раскрасневшихся тел поднимался пар, их вуалью окутывал туман, вокруг которого падал снег. Рейдар хотел было что-то сказать, но тут Вероника нагнулась и швырнула в него снежок. Рейдар, смеясь, отступил, споткнулся, упал на спину и провалился в рыхлый снег.
Он лежал на спине, слушал, как женщины смеются.
Снег ощущался как освобождение. Тело еще горело после бани. Рейдар смотрел прямо в небо, снег завораживающе падал прямо из середины творения. Кружащееся вечно белое.
Воспоминание застало Рейдара врасплох. Как он снимает с детей комбинезоны. Вспомнил их холодные щеки, мокрые от пота волосы. Запах сушилки и мокрых ботинок.
Тоска по детям была так сильна, что ощущалась физически.
Рейдару захотелось остаться одному – лежать в снегу, лежать и потерять сознание. Умереть в объятиях воспоминаний о Фелисии и Микаэле. О том, как когда-то у него были сын и дочь.
Он с трудом поднялся и оглядел белые поля. Мари и Вероника со смехом повалились в снег, разведя руки и ноги – так, что в снегу остались отпечатки в форме двух ангелов.
– Сколько времени продолжается праздник? – прокричала ему Мари.
– И говорить о нем не хочу, – буркнул Рейдар.
Он подумал, что надо уйти, напиться как следует и влезть в петлю, но на пути у него стояла, широко расставив ноги, Мари.
– Ты никогда не хочешь разговаривать, я ничего не знаю, – усмехнулась она. – Я даже не знаю, есть ли у тебя дети…
– Да отстань ты от меня! – выкрикнул Рейдар, обходя ее. – Чего тебе вообще надо?
– Прости…
– Отвали, – жестко сказал он и скрылся в доме.
Обе женщины, дрожа от холода, побежали назад, в баню. С обеих текло, вокруг них сомкнулся жар, словно никогда и не исчезал.
– Что с ним? – спросила Мари.
– Он делает вид, что живет, но чувствует себя мертвым, – просто ответила Вероника.
Глава 36
Рейдар надел новые брюки с двойными лампасами и легкую рубашку. Мокрые волосы щекотали шею. В каждой руке у него было по бутылке “Шато Мутон-Ротшильд”.
Утром он поднимался наверх, чтобы снять веревку с балки, но когда подошел к двери, его переполнило какое-то болезненное томление. Он постоял, положив пальцы на дверную ручку, заставил себя повернуться, спустился и разбудил приятелей. Разлили водку с пряностями по конусообразным бокалам, ели вареные яйца с русской икрой.
Рейдар босиком вышел в коридор с черными портретами.
Снег, падавший за окном, создавал непрямой свет, за стеклом повисла бледная мгла.
В читальне, уставленной блестящей кожаной мебелью, он остановился и выглянул в огромное окно. Вид был сказочный – словно Матушка Метелица подула снегом на землю, на яблоневые деревья, на поля.
