«Нет! — сурово одернула сама себя Алёна. — Сначала надо разобраться с ювелирно-энтомологическими непонятками!»
Ну, конечно, первым делом — самолеты. Вернее — бабочки.
Алёна еще раз посмотрела на бабочек на стене дома, на всякий случай сфотографировала их мобильником, потом пошла туда, куда собиралась. Ей всего-то нужно было «спуститься и подняться», однако на полпути она изменила маршрут и направилась на Покровку, угол улицы Пискунова. Именно туда, где напротив парикмахерской «Фэмили» находился Музей бабочек. Пора, пора было там побывать!
Правда, едва спустившись в крохотное помещение, находившееся в подвале, Алёна чуть не бросилась прочь. Она не выносила духоты, а здесь царила именно влажная духота.
— А что вы хотите? — поняла оторопь посетительницы гардеробщица. — У нас же тропические растения и бабочки! Вот и стараемся по мере сил. — И женщина подала Алёне синие бахилы — надеть поверх сапог.
Шаркая бахилами, наша героиня вошла в зальчик — и замерла. Потому что прямо перед ее носом мелькнуло что-то необычайное, сапфирово-синее. Господи, да это же Морфо-Менелай!
Казалось, воздух полон ожившими цветами. У Алёны разбежались глаза. Около получаса она слонялась по двум комнатам, в которых размещался музей, находясь в шоковом, полуопьяневшем состоянии, с разбегающимися глазами, с дурацкой восхищенной улыбкой на лице, разморенная духотой, ярким светом, журчанием воды в фонтанчиках. Наконец присела на табуреточку в уголке, под сенью какой-то — очень может быть, что финиковой — пальмы, и попыталась перевести дух. Сбоку от нее стоял маленький столик, на котором были горкой навалены брошюры под названием «Слово о бабочках».
Алёна открыла книжечку. Это был сборник стихов, коротких очерков и ярких цитат об обворожительных представителях царства животного мира, типа членистоногих, класса насекомых, отряда чешуекрылых — именно так на сугубо замороченном научном языке именовались лепидоптеры, то есть бабочки, Lepidoptera Linnaeus, 1758, что значило: в 1758 году они были описаны Карлом Линнеем. Алёна также узнала, что бабочки делятся на подотряды — бесхоботковые, хоботковые, гетеробатмии, а также первичные зубатые моли. Впрочем, ни одно точное сведение не задержалось в ее голове дольше чем на полминуты, а потому она с детским восторгом перешла к чтению цитат и стихов.
Набоков — само собой! И еще длинное-пре-длинное стихотворение Бродского восхитило Алёну, особенно строчки:
На крылышках твоих
зрачки, ресницы —
красавицы ли, птицы —
обрывки чьих,
скажи мне, это лиц
портрет летучий?..
Возможно, ты — пейзаж,
и, взявши лупу,
я обнаружу группу
нимф, пляску, пляж…
Я думаю, что ты —
и то и это:
звезды, лица, предмета
в тебе черты.
Кто был тот ювелир,
что, бровь не хмуря,
нанес в миниатюре
на них тот мир,
что сводит нас с ума,
берет нас в клещи,
где ты, как мысль о вещи,
мы — вещь сама?
О бабочках писал стихи даже «Анакреон под доломаном» Денис Давыдов! Но по сравнению с Бродским они показалось Алёне скучными, и она перешла к прозе. Перелистнула страницы восхищенных словоизвержений английских натуралистов Генри Бейтса и Альфреда Рассела Уоллеса, француза Эжена Ле Мульта, а потом…
«Лишь только дошел я до половины ближайшего левого оврага, задыхаясь от жары и духоты, потому что ветерок не попадал в это ущелье, как увидел в двух шагах от себя пересевшего с одного цветка на другой великолепного Кавалера… Я так был поражен неожиданностью, что не вдруг поверил своим глазам, но, опомнившись, с судорожным напряжением смахнул рампеткой бабочку с вершины еще цветущего репейника… Кавалер исчез; смотрю завернувшийся мешочек рампетки — и ничего в нем не нахожу: он пуст! Мысль, что я брежу наяву, что я видел сон, мелькнула у меня в голове — и вдруг вижу, в самом сгибе флерового мешка, бесценную свою добычу, желанного, прошенного и моленного Кавалера, лежащего со сложенными крыльями в самом удобном положении, чтобы взять его и пожать ему грудку. Я торопливо это исполнил и, не помня себя от восторга, не вынимая бабочки из рампетки, побежал домой. Как исступленный, закричал я еще издали своему дядьке Евсеичу, который ожидал меня у крыльца: «Дрожки, дрожки!»… Я вошел в комнату, положил рампетку на стол, поглядел внимательно на свою добычу и, кажется, тут только поверил, что это не мечта, не призрак, что вот он, действительный Кавалер, пойман и лежит передо мною. Из предосторожности я в другой раз пожал грудку моему Подалириусу, бережно опустил его в картонный ящичек, накрыл бумажкой, а остальное пространство заложил хлопчатой бумагой, чтобы от езды бабочка не могла двигаться…»
Этот пылкий рассказ лепидоптеролога о том, как он поймал сачком (рампеткой) знаменитую бабочку Кавалер Подалириус, назывался «Собирание бабочек» и принадлежал перу… Сергея Тимофеевича Аксакова, знаменитого русского писателя, автора «Детских годов Багрова-внука», а также «Аленького цветочка».
Аксаков… Улица Аксакова…
«Так… — сказала себе Алёна. — Так!»
Если у нее еще и оставались какие-то сомнения после «полицейского романа», «капуцинов» и «св. Жо… то есть Георгия», то теперь они совершенно рассеялись.
«Что-то я тут засиделась, — подумала наша героиня решительно. — Пора идти и выяснить отношения!»
— Привет, — раздалось за ее спиной, и она обернулась так резко, что человек даже отпрянул.
— Ого, — сказал Андрей. — Ну и реакция у вас. Как у фехтовальщика. Между прочим, поосторожней, у вас на голове бабочка сидит. И на ремне сумки. Стойте, стойте так! — Он выхватил фотоаппарат и приложился к объективу, бормоча: — Еще дубль… еще… Пришлю фотку по электронке, как всегда.
— Ой, — засмеялся проходивший мимо охранник, — как вы перламутровке понравились! И паруснику тоже!
— Перламутровка Аглая, — отчеканила Алёна. — Парусник Гектор.
— Вы лепидоптеролог? — уважительно поинтересовался охранник.
— С некоторых пор, — без всякого смущения ответила детективщица. — В некоторой степени. А это правда Аглая и Гектор?
— Минуточку… — Охранник махнул рукой. Подошла хранительница, более похожая на гусеницу, которой уже никогда не превратиться в бабочку, и, неодобрительно обозрев Алёнины брючки до колен, сказала, что да — это Аглая и Гектор. Алёна не удивилась, только головой покачала. В жизни бывают совпадения не просто потрясающие, а даже удручающие, что она давно усвоила.
— Ну как, позвонила вам Наталья Михайловна? — спросил Андрей.
Алёна уронила сумку, и парусник Гектор, явно обидевшись, улетел к пальме. За ним последовала, снявшись с Алёниных коротеньких кудряшек, и Аглая. Похоже, она к нему неравнодушна. Ну что ж, Гектор такой мачо среди бабочек — черно-красный с алмазным проблеском, способный разбить сердце любой перламутровки!
