Видно было, что Хольм уже раскаивается в том, что согласился ответить на вопросы неожиданной гостьи. Он ерзал на стуле, и это только убеждало Эрику продолжать. Видимо, вся эта история Йона порядком раздражает.
— А Аннели? Шестнадцатилетняя девочка — одна среди подростков…
Политик хмыкнул:
— Аннели с ума сходила по парням. Но от некоторых девушек стоит держаться подальше. Она была как раз из таких. К тому же Руне убил бы любого, кто притронулся бы к его дочери.
— Что вы имеете в виду под «такой девушкой»?
— Она постоянно клеилась к парням. Мне кажется, ей хотелось втянуть нас в неприятности. Однажды она загорала топлес прямо под нашими окнами. Но единственным, кто осмелился на нее посмотреть, был Леон. Он уже тогда ничего не боялся.
— И что произошло? Отец ее видел?
Эрика чувствовала, что перед ней словно открываются двери в другой мир.
— Ее увидел Клаэс, брат. Он ее обычно защищал. А в тот день в такой ярости потащил ее прочь, что я думал — он ей руку сломает.
— Кто из вас ей нравился больше всего?
— А вы как думаете? — спросил Йон, но, видя, что собеседница не понимает, пояснил: — Леон, разумеется. Он был идеален. Из богатой семьи, с эффектной внешностью, уверенный в себе… Мы могли только мечтать о том, чтобы приблизиться к нему.
— Но она его не интересовала?
— Как я уже сказал, связаться с ней означало поиметь проблемы. Леон был для этого слишком умен.
В комнате зазвонил мобильный телефон, и политик встал.
— Простите, мне нужно ответить.
Не оглядываясь на гостью, Йон вышел, и вскоре Эрика услышала, как он тихо говорит по телефону. Кроме них, никого дома не было, и она воспользовалась этим, чтобы осмотреться. Ее взгляд упал на стопку бумаг на кухонном стуле. Бросив взгляд через плечо, женщина начала украдкой перебирать их. В основном это были протоколы заседаний парламента и переговоров, но тут ее внимание привлекла записка с неразборчивыми каракулями. Из соседней комнаты донеслось «пока», и Эрика быстро положила записку в сумку, а когда хозяин вернулся, она с самым невинным видом улыбнулась:
— Все в порядке?
Он кивнул.
— Издержки работы. Тебя никогда не оставляют в покое. Даже в отпуске.
Эрика хмыкнула в ответ, не желая пускаться в дискуссию по поводу его работы. Она боялась, что не сможет сдержаться и не высказать свое мнение по поводу идей его партии. А тогда он точно больше ничего ей не расскажет.
Она снова взялась за ручку.
— Скажите, а Инес? Как она вела себя с учениками?
— Инес? — Йон отвел взгляд. — Мы мало с ней общались. Она была занята домашними делами и дочерью.
— Но какие-то отношения у вас должны были быть? Дом не такой уж большой. Вы должны были сталкиваться довольно часто.
— Конечно, мы часто видели Инес. Но она была молчаливой и сдержанной. Ей не было дела до нас, а нам — до нее.
— Ее мужу тоже не было до нее дела?
— Для нас вообще было загадкой, как такой человек, как он, умудрился завести четверых детей. Мы шутили о непорочном зачатии, — криво улыбнулся Хольм.
— А что вы думали об учителях?
— Это были те еще оригиналы. Хорошие преподаватели, но Пер-Арне, бывший военный, был еще суровее Руне.
— А второй?
— Уве… он был какой-то странный. Наверное, гей. Интересно, что с ним потом стало.
Эрика расхохоталась, вспомнив Лайзу с накладными ресницами в шелковом халате.
— Да, любопытно…
Йон недоуменно взглянул на гостью, но она не стала ничего объяснять. Не ее дело рассказывать ему о Лайзе, а потом, ей прекрасно известны взгляды «Друзей Швеции» на гомосексуализм.
— А что-нибудь еще странное в них было?
— Нет, ничего. Между учениками, учителями и семьей директора существовали четкие границы. Мы ни с кем не перемешивались.
«Как и в политике», — подумала Эрика и прикусила язык, чтобы не пошутить. Чувствуя нетерпение собеседника, она задала последний вопрос:
— Человек, с которым я говорила, утверждает, что по ночам в доме раздавались странные звуки. Вы что-нибудь такое помните?
Йон дернулся:
— Кто это сказал?
— Неважно.
— Чушь! — ответил он, поднимаясь.
— Так вам ничего об этом не известно? — внимательно посмотрела на него писательница.
— Ничего. К сожалению, я должен закончить разговор.
Эрика поняла, что больше из него ничего не вытянуть.
— Спасибо за то, что уделили мне время, — поблагодарила она.
— Не за что.
К Йону вернулось его обаяние, но оно не помешало буквально вытолкнуть женщину за дверь.
Ия натянула на Леона трусы и брюки и помогла ему пересесть в инвалидное кресло с унитаза.
— Ну, все готово. Хватит морщиться.
— Не понимаю, почему мы не можем нанять сиделку.
— Я хочу сама заботиться о тебе.
— Ты слишком добра, — фыркнул Кройц. — Но ты себе спину надорвешь. Нам нужно нанять тебе помощника.
— Мне приятно, что ты волнуешься о моей спине, но я достаточно сильная и не хочу, чтобы у нас в доме были чужие люди. Я хочу, чтобы мы были вместе. Только ты и я. Пока смерть не разлучит нас…
Ия погладила его по здоровой стороне лица, но Леон тут же отвернулся и покатился прочь на кресле, а Ия присела на диван. Дом они купили вместе с мебелью и сегодня наконец получили к нему доступ после сообщения о том, что банк в Монако одобрил платеж. Они заплатили наличными. За окнами простиралась Фьельбака. Против воли Ия наслаждалась видом. Но тут из комнаты донеслись ругательства ее мужа. Дом не был приспособлен под инвалидов, и он то и дело натыкался на шкафы и острые углы.
— Я иду! — крикнула Ия, но поднялась не сразу. Пусть подождет. Чтобы не принимал помощь как нечто должное, как когда-то делал с ее любовью.
Женщина опустила взгляд на свои руки. Они все были в шрамах, как и у Леона. На людях она всегда носила перчатки, но дома снимала их, чтобы он видел, какие травмы она получила, когда вытаскивала его из горящего автомобиля. Благодарность — вот и все, что она требовала. Надежду на ответную любовь фру Кройц уже давно утратила. Иногда ей казалось, что Леон вообще не способен на любовь. Когда-то ей это было важно. Но это было давно, с тех пор любовь успела превратиться в ненависть. В течение многих лет Ия выискивала в себе недостатки, болезненно реагировала на критику мужа, пыталась измениться, чтобы угодить ему. Но он продолжал мучить ее, словно сознательно желая сделать ей больно. Горы, море, пустыни, женщины… Все они были его любовницами. А она терпеливо ждала его дома. И ожидание это сводило с ума.
