Трофим нехотя поднялся с кресла. Наручник перехватывал его левую руку. Правую, с зажатым полотенцем, он продолжал держать возле уха. Шагнув за Чижовым, он внезапно и резко ударил его по сломанной руке и, когда тот, охнув, согнулся от боли, толкнул его на меня и бросился к двери.
Я поддержала падающего Чижова, но момент был упущен. Трофим, как снаряд, летел к выходу, и, чтобы остановить его, оставалось только стрелять, чего мне совершенно не хотелось делать.
И в это мгновение Капустин совершил, может быть, самый мужественный поступок в своей жизни. Он все это время стоял в стороне с таким отрешенным и меланхолическим видом, что его как участника наших игр никто всерьез не принимал. Трофим, по-моему, вообще его не видел, и это было его трагической ошибкой.
Все с тем же унылым выражением на лице Капустин вдруг выставил на пути бандита ногу — будто просто менял надоевшую позу, — и Трофим, споткнувшись об нее, со всего размаху грохнулся на пол.
Мы с Чижовым подскочили к нему одновременно. Едва разъяренный Трофим попытался встать на ноги, я с большим удовольствием шарахнула его рукояткой пистолета чуть пониже затылка, а насмерть обиженный Чижов почти одновременно нанес разящий удар в челюсть. Это был нокаут. Глаза Трофима закатились, и он опять рухнул на пол. В соседнем номере проснулись и раздраженно постучали в стену.
Стараясь больше не шуметь, мы втроем отволокли тушу Трофима к батарее парового отопления и приковали его руку к трубе. Оба пистолета я поставила на предохранитель, тщательно протерла и, предварительно вложив поочередно в безвольную пятерню Трофима, положила на середину стола. Если в дело вмешается милиция, то нашим конкурентам будет трудно оспорить, что оружие принадлежит не им.
Через некоторое время Трофим застонал и открыл мутные глаза. Он безучастно наблюдал, как мы покидаем номер, и не делал никаких попыток освободиться. Я помахала ему ручкой и закрыла дверь.
Мы заперли номер на ключ и пошли по своему маршруту в обратном направлении. Когда мы спустились на первый этаж, Капустин сделал попытку направиться сразу в вестибюль. Но я перехватила его, напомнив, что мы должны появиться в гостинице естественным для приезжих путем — через входную дверь.
— Как вы объясните дежурной свое появление? — спросила я. — Скажете, что прошли сквозь стену?
Он недовольно посмотрел на меня, но покорился. Мы опять вернулись в душевую и через окно вылезли наружу. Невдалеке темнел силуэт знакомого самосвала.
— Нужно захватить с собой Пряжкина, — напомнила я. — Его нельзя оставлять без присмотра.
— Еще скажите, что я должен снять для него номер! — пробурчал Капустин.
— Разумеется! — подхватила я. — Плюс оплатить обратный проезд и расходы на питание. Это теперь наш талисман.
— Обратные билеты у нас уже есть, — сказал сквозь зубы Капустин. — Что, прикажете брать для него отдельное место?
— Но вы же, наверно, опять забронировали купе целиком? Значит, свободное место у нас есть!
Капустин был вынужден согласиться, хотя этот простой факт поразил его в самое сердце. Удивительно, как люди не видят очевидных вещей, если категорически не хотят их видеть.
Мы заглянули в кабину самосвала и разбудили Пряжкина. Он спал, закутавшись с головой в плащ и прижавшись к хозяину машины, точно к любимой девушке. Разбуженный, он долго смотрел на нас очумелыми глазами и никак не мог узнать.
— Собирайтесь, — скомандовала я. — Вспомните нас по дороге!
— А к-куда м-мы пойдем? — дрожа от холода, спросил он, все-таки приходя в себя.
— В гостиницу, — невозмутимо сообщил Чижов. — Или вам больше нравится спать в самосвале?
— Н-нет, здесь о-очень х-холодно… — совершенно серьезно ответил Пряжкин, выползая из кабины.
— Не забудьте расплатиться с водителем, — напомнила я Капустину. — Представляете, в каком недоумении он проснется? Деньги будут ему очень кстати.
Капустин нахмурился, но достал из кармана бумажник.
— Хватит с него, — сказал он, отсчитывая две сотенные бумажки и вкладывая их в карман шоферского ватника. Его и без того нелегкий характер портился буквально на глазах.
— Ну что ж, пойдемте в гостиницу, — сказала я. — Зарегистрируемся как порядочные люди.
Часы уже показывали половину четвертого. Для порядочных людей было, пожалуй, рановато. В этот час выходят на промысел домушники. Моряки называют это время, кажется, «собачьей вахтой».
Вид у нас был самый непрезентабельный. Мы были перепачканы в пыли и забрызганы до колен грязью. У Капустина были порваны плащ и брюки. На лбу у него синел кровоподтек от удара о ветровое стекло. Распухшая рука Чижова была замотана почерневшим махрящимся бинтом. Я не говорю уже о Пряжкине, который выглядел так, словно он побывал в машине для мусора.
И все-таки именно Пряжкину я поручила войти в гостиницу первым. К нему там уже привыкли, а мы находились не в том положении, чтобы пренебрегать элементарными мерами предосторожности. Пряжкин безо всякого удовольствия выслушал меня, но возразить не посмел и понуро поплелся на крыльцо.
Скатился он оттуда неожиданно бодро и в величайшем возбуждении подскочил к нам.
— Там — сидит! — задыхаясь, сообщил он. Единственный зрячий глаз его дико вращался. — Никого нет, а один сидит!
Мы переглянулись. Я осторожно поднялась на крыльцо и сквозь стекло вестибюля действительно увидела рыжего детину, который, широко расставив ноги, сидел в низком кресле и клевал носом. Подозрительный Вадим все-таки оставил в гостинице одного человека!
— Надо от него избавиться, — озабоченно сказала я. — Иначе неприятности будут расти, как снежный ком!
— Куда же его, такого толстого, девать? — спросил Чижов, неслышно подходя сзади.
— Куда-нибудь подальше, — предложила я и в этот момент вспомнила о Леснове.
Глава 7
Капустин наотрез отказался уговаривать Леснова в одиночку, и мне пришлось его сопровождать. Ночной холод и время сделали свое дело — шофера удалось разбудить довольно быстро. Он дико посмотрел на нас и поинтересовался, кто мы такие.
— Что-то я таких в Ключах не припомню, — ворчливо сказал он.
— А мы сейчас вовсе и не в Ключах, мы в Коряжске, — разъяснила я. Он долго думал, пытаясь связать в памяти разорванную цепь времен, но потом оставил эти попытки.
— И чего надо? — подозрительно спросил он.
Я протянула Капустину раскрытую ладонь. Он немного помялся и со вздохом все-таки положил в нее деньги. Я показала деньги Леснову.
— Одного человека до окраины подбросить надо, — деловито сказала я. — Высадишь — и свободен. Одно только условие: он захочет раньше сойти — не выпускать. Улавливаешь?
— От Леснова не уйдешь, — сказал водитель. — Куда ехать?
