– А… – Она хотела спросить о Франце, но горло саднило как при ангине и даже хуже. Мадам же Евгения приложила палец к губам.
– Спать услала, всю ночь возле тебя просидел. И дальше порывался, ну да я сказала, что ты еще не скоро очнешься. Соврала. Вот такой на мне грех!
Она улыбалась, ничуть не раскаиваясь в обмане, и улыбка несказанно шла ей.
– Сейчас ты поешь, – пухлая ладонь легла на лоб Анны, – и уснешь, а проснешься, тогда и поговорите…
Анна подчинилась.
Вновь ее разбудил аромат кофе. И кто-то, нежно коснувшийся щеки, сказавший:
– Анна, открой глаза.
Она открыла и зажмурилась от яркого ослепляющего света.
– Доброе утро, Анна, – Франц сидел в кресле, которое накануне занимала мадам Евгения. – Я завтрак принес…
Завтрак? Снова завтрак? Сколько же Анна спала?
– Сутки, – ответил Франц. – Мадам Евгения полагает, что сон способен исцелить куда лучше лекарств. Как ты себя чувствуешь?
Лучше. Много лучше, чем при предыдущем пробуждении. Ушла головная боль, исчезла та непонятная ломота во всем теле, горло вот еще слегка саднило, но и только.
– Ты… выйдешь?
Анне не хотелось отпускать его, но… это ведь неприлично.
– Не выйду, – Франц забросил ногу за ногу. – И тебе уйти не позволю. Анна, позавчера я едва сам не умер, когда подумал, что ты… ты не представляешь, что я пережил! А я не представляю, что пережила ты и захочешь ли вовсе видеть меня. Но я должен объясниться.
Он подал руку, помогая сесть. Голова все еще кружилась, и слабость осталась, но Анна, несомненно, была жива.
– Я должна привести себя в порядок. – Ей было невыносимо думать, что он видит ее такой – беспомощной и… старой.
– Приведешь, – пообещал Франц. – Позже. А теперь, моя родная, послушай.
Родная?
– Я знал, что Ольга не могла покончить жизнь самоубийством. Это не вера в лучшее, скорее уж – понимание ее характера. И пожалуй, мне стоит благодарить убийц за то, что не позволили состояться той свадьбе. Влюбленные слепы? Да, а я еще и оглох, и потерял разум. Когда я узнал о связи Ольги с братом… он ведь сам рассказал мне…
– Он желал тебя остановить.
– О да, но в тот миг я возненавидел Ференца. Мне казалось, что он нарочно, он издевается, отбирает самое лучшее, светлое, доброе в моей жизни. Мы поссорились… Господи, да я впервые кричал на него! Швырнул в лицо перчатку, вызвал на дуэль, но, к счастью, он не принял вызов. Против Ференца у меня не было шансов, я все-таки не боец.
Кто он, человек, с которым Анну связывала нить слов и бумаги, ожидание, жизнь от письма к письму?
– Ференц поддержал меня тогда… не позволил сойти с ума или наложить на себя руки. Он месяц был при мне неотлучно. Поил. Водил по… не важно, повторял только, что я должен благодарить провидение, что Ольга мертва. Она бы уничтожила меня, а я… я не мог без нее дышать. Так мне казалось. И тогда именно Ференц подбросил мысль, что она не сама умерла. А если так, то я должен найти убийцу.
Ференц? Там, на берегу, он и слова не сказал об этом своем поступке – предпочел не расставаться с привычной маской злодея?
– Он не столь уж плох, мой брат. А эта его идея… я понимаю, что он лишь пытался удержать меня от глупых поступков, перенаправить мое горе в другое русло, и у него получилось. Чем дальше я думал, тем отчетливей осознавал его правоту. Я составил список подозреваемых… признаюсь, что игра в детектива весьма меня увлекла.
Виноватая улыбка, пожатие плечами. Анна вздыхает. Игра? Отнюдь. Скорее, способ выжить. Она сама разве не играла, скрываясь ото всех в отцовском поместье?
– Изначально подозреваемых было много больше, однако мне удалось сократить список…
– И Ференца ты не исключил? – Горло саднит, и собственный голос кажется сиплым.
– Увы, мне казалось, что он… способен был избавиться от любовницы в приступе гнева. Скажем, если он пожелал продолжить отношения, а Ольга отказалась. Или увидел в ней преграду. Видишь ли, мой отец… вернее, ты знаешь, что отцом мне он не был, но я не знал другого. И хочу сказать, что ни разу в жизни отец не позволил мне ощутить себя неродным. Так вот, он прекрасно осознавал некоторую легкомысленность Ференца. Еще при его жизни мой брат позволил себе увлечься карточными играми, не раз и не два он делал долги, которые приходилось выплачивать отцу. И поэтому, согласно завещанию, большая часть семейных капиталов отошла ко мне. Я же сумел их приумножить. И в настоящий момент, Анна, я содержу брата.
Это Анну ничуть не удивило, скорее уж странно, что Ференц не обмолвился об этом нюансе.
– Думаю, твои родители об этом знали, оттого и охотно приняли мое предложение, пусть бы и титул у меня отсутствовал. Но деньги с успехом заменяют его. – Он сцепил пальцы на груди, вновь представ в прежнем, жестком обличье. – Я хотел бы соврать, что не подозревал Ференца всерьез, но… мои люди следили за ним. И за тобой, Анна.
– Тоже подозревал?!
– Да, – он покаянно опустил голову. – Я… знал, что ты испытываешь ко мне весьма нежные чувства. И что знаешь об измене сестры… и что не одобряешь этой свадьбы… Я вспомнил, что ты первой поднялась наверх и отсутствовала довольно долго, хотя до того ты всячески избегала невесты. А позже мне сказали, что у тебя имелся ключ от комнаты Ольги, что у тебя хранились все ключи…
– Я о них забыла.
А ведь и вправду – хранились! Экономка зачастую пропадала в доме, да и с возрастом сделалась глуховата, оттого матушка, повинуясь какой-то своей прихоти, сделала для Анны ключи ко всем дверям и велела носить с собой. И в тот день… ведь и вправду, как Анна забыла о ключах?
– У нас были смежные комнаты, – как-то растерянно произнесла она, осознавая, что действительно могла быть убийцей.
– Знаю, мне рассказали. Как и о том, что именно ты приказала отнести наверх чай.
– Матушка попросила, и… я передала поднос Мари.
– Тоже знаю. Она была второй. Ее поспешное замужество наталкивало меня на подозрения. Опять же, Ференц признался, что соблазнил девушку. Точнее, уверял, что девушка сама охотно откликнулась на его ухаживания, прекрасно понимая, что этому роману не суждено быть долгим.
Мари так не считала.
– Она забеременела… – Анна поправила подушку. Неловкость не исчезла, и все же она вдруг поняла, что этот человек, притворявшийся врагом, отнюдь не враг, что у них и вправду может быть будущее, одно на двоих, что судьба проявляет порой милосердие…
– Знаю. Мне прислали портрет ребенка, и уверяю тебя, что в нем нет крови Ференца. Мальчик – точная копия отца.
