– Почему ты один? Мы тоже с бабкой всю ночь шаманили.
– Кундал плохой у Юрко, ынеркии мало-мало. Стена рухнет – у-у сколько ынеркии будет! Один бы на тысяча кусков Арсан резал, один бы по всей тундре носил и бросал!
– Ничего, ничего! – подбодрил внука Куров. – Мы его потом снова убьем! Убьем, разрубим и развезем. Пошли, сейчас горилки достанем, позавтракаем… А потом ты уснешь, чтоб кундалу набраться. Ты ведь устал, Юрко, переволновался… Девки, они и с ума сведут, и ынеркии лишат, чтоб их хотун побрал. Ну, идем?
Юрко выбрался из ямы и пошел было за дедом, но тут голубиные стаи начали носиться над стеной, кувыркаться и всхлопывать крыльями.
– Нельзя уходить! – воспрял он. – Птицы айбасы чуют! Смотреть буду, как рухнет стена!
– Да мы и в окошко посмотрим! Идем-ка домой. Там бабушка завтрак приготовила… Потом залезем с тобой на печь…
– Нельзя сидеть на печи, когда рушится стена! Айбасы побегут во все стороны! Стрелять надо! Айбасам сразу смерть, бизда делать.
– А мы с собой на печь пулемет возьмем! У бабки такой пулемет сохранился!
– Злой дух не боится пулемет! Священный стрела боится, с костяным наконечником!
– Так пойдем, стрел наделаем. А то у тебя ни одной не осталось. Чем в айбасов пулять станешь?
– Стрела не осталось… – горько проговорил Юрко. – Злой дух много…
– Вот и наделаем, чтоб на всех хватило! – Куров повлек внука за собой. – Ишь, злые духи какие стали, уже из пулемета не возьмешь, санаабар! А раньше от пулемета драпали – шуба заворачивалась!
– Эти духи пришли из каменного века. Только стрелы боятся! Арсан Дуолайя… Арыы! Хатыныны арыатын кургыттара шаман! Айбасы в кириккитте илгынна тыстыллер камлать. Понимаешь, дед Кур? Давно кричу – никто не понимает. Не могу еще сказать всем. Много слова забыл…
И полез обратно в яму.
– Я чую, про что ты… И у меня, Юрко, тоже слов не хватает. В каждом из нас айбасы, это верно. Сердца у нас жадные, глаза завидущие, руки загребущие. И правда, как в каменном веке живем, чтоб утробу набить. А разве за богатые харчи в атаку пойдешь?
В это время в терновнике кто-то заворочался, и скоро из кустов вылез сначала козел, а за ним Сова.
– Молодец, Степка, – похвалила бабка. – По следу нашел… И чего вы тут расселись?
– Вот, ждем, когда стена рухнет, – скучно проговорил Куров. – И айбасы побегут. А она, зараза, стоит…
– Вы тут ждете! – с ходу пошла в атаку Сова, между тем доставая из корзинки снедь. – А нас разоружают! Сват пулемет мой забрал, автомат твой спер и гранаты. НАТА у порога стоит, а вы ждете, мужики!
– На передовом рубеже стоим.
– Ну стойте, стойте ! А твою Оксанку, внучок, скоро американец заберет!
– Не могу жениться, – сказал Юрко. – Пока стена стоит.
– Завтракать-то будешь?
– Пища плохо, кундал слабый, когда пузо крепкий.
– Вот, ничего уже не хочет, – затосковала бабка. – Должно, помрет скоро.
– Типун тебе на язык ! Ты что мелешь? Что мелешь? Хлопец в расцвете сил! Айбасы тебя побери!
– Так ничего не хочет! Ты вон какой прожорливый был, когда воевал. А как интерес в жизни пропал, значит в кургыт-тары канул.
– Плохой я шаман, дед, – вновь ударился в самокритику Юрко. – В школе плохо учился.
– Я тебе все время говорил: учись, старайся, Юрко, – наставительно проговорил дед. – Все равно дураком помрешь. Так нет! Хватился теперь!
– Надо было идти в школу черный шаман.
– Что же не пошел? Балда!
– Туда конкурс был большой, как на юридический факультет.
– В школу белых что, меньше? Юрко яичко взял, но есть не стал:
– Там вообще конкурса як. Большой недобор. Посылали, кто под сокращение попал на алмазной трубке. И учили там шаляй-валяй… Обучали даром, бесплатно. Учитель магии огненную воду пил, камлать учил олений пастух…
Сова слушала, раскладывала еду по мискам и чистила вареные яйца.
– У нас в церкви дьякон молодой пришел, – между прочим сказала она, – так «Отче наш» еще по шпаргалке поет. Говорят, тоже из-за сокращения в семинарию попал…
– А ты что, перекрасилась? – язвительно спросил Куров. – В церковь теперь ходишь? А все кричала – комсомолка!
– Так теперь все комсомольцы там, – простодушно призналась бабка. – Они так и называются – коммунистические мольцы… Так вот раньше, бывало, выйдет дьякон-то да как запоет! Особенно когда венчают! Невеста стоит – лебедь белая! Жених при ней… Ну, бывает, и ничего жених… А над невестой держат венец золотой. И поют все, поют! Эх! А нынче…
Дед налил себе стакан горилки, тяпнул одним духом и шматом сала закусил.
– Да что вспоминать – «раньше бывало, раньше бывало»! – сердито заговорил он. – Шаманство нынче не действует, вот что! Помнишь, когда я на немецком штабе ночью ихний флаг снял, а красный повесил? Помнишь, как они из села драпанули, а весь народ на улицы вышел, как на праздник ? А нынче что видишь? Мы с тобой всю ночь камлали, столбы развернули, флаги поменяли. Никто и не заметил, в ырыатын тутан!
– Как это никто не заметил? – воспротивилась старуха. – Стена еще не упала, но айбасы побежали. Сейчас шла, гляжу – на таможне никого нету. Говорят, драпанули таможенники. Так контрабандисты теперь напрямую прут, машины туда-сюда…
– В том-то и дело! Айбасам на руку пошаманили мы с тобой. У них же у всех двойное гражданство. Одно от доброго духа, одно от злого. Вот они и бегают туда-сюда, туда-сюда… А когда двойное, значит, ни одного нет! Разве на таких подействует шаманская сила? Чумак с Кашпировским, хохлы-то эти, по телевизору шаманили, шаманили да в подполье ушли. Они, поди, не то что наш Юрко, не ускоренный выпуск за плечами имели. Жена у Котенко посидела возле телевизора – беременность рассосалась. Это нынче она каждый год рожает…
– Ничего и не рассосалось! – возразила Сова. – Только заместо пацана девку принесла.
– Да что, я сам не помню? – и вовсе завелся дед. – Бывало, горилку зарядишь, стакан хряпнешь – неделю пьяный!
Заряженной водички утром попил – и рога в землю… Не знаешь теперь, какое шаманство и придумать.
– Какие рога? – всполошилась бабка. – Ты что хочешь этим сказать?
– Иносказательные рога!
– Тогда ладно. – Старуха прищурила глазки. – Может, сегодня ночью пойти да красные флаги повесить? Красные-то заметней. По телевизору видела: быков дразнят, коррида называется. Крестник рассказывал, народу приходит – туча! И все кричат, нервные делаются… Может, стену-то эту и разнесут?
– Жди, разнесут… Она же кормилица! Убери стену – это же снова работать надо. В совхоз, на свинарник. Или на каменоломню. Айбасы ее беречь будут как главное демократическое завоевание.
