Именно здесь все и открылось для меня окончательно. Я увидела просторную телестудию, оборудованную всеми самыми последними техническими достижениями в самом что ни на есть прямом понятии этого слова. При этом все обитатели загородного особняка были взяты на месте преступления в разгар, так сказать, трудовой ночи. Совсем молоденькие девочки, жалкие, голые, услышав шум, содрали со стен драпировку и, скрючившись, сели на широкую тахту у дальней стены. Слева в импровизированной аппаратной уже монтировали только что снятые сцены. Это действительно была профессиональная студия, оснащенная дорогим оборудованием. Два оператора складывали в кофры свои неподъемные навороченные камеры. Пустые штативы стояли посреди комнаты. Ярко горели прожектора, равнодушно демонстрируя мне прелести крутого порно, в изобилии помещенные на стенах. Мой взгляд скользил с одной точки на другую. Молоденький звукооператор, прыщавый тип, воровато оглядывался по сторонам, будто выискивал место, где ему можно было бы скрыться от посторонних навязчивых взоров. Весь его вид говорил сейчас только об одном. Дескать, я пришел сюда провода сматывать, и уж упаси вас бог подумать, что имею какое-либо отношение ко всему происходящему в целом. В паре шагов от него топтался осветитель.
Я искала Гамаюнова, поэтому с любопытством вертела головой. То, что я попала в студию по созданию порнофильмов, было очевидно. Так вот, значит, к какого рода кинодельцам попала дочка Белохвостова?
Наконец я сфокусировала взгляд на режиссере и, очевидно, идейном вдохновителе съемочной группы. Он сидел в мягком кожаном кресле в звукоизолированном боксе, а рядом с ним, наполовину скрытый высокой спинкой, топтался сам Гамаюнов собственной персоной. Лицо его было бледным как полотно, а когда наши глаза встретились, он театрально опустил голову. Перед режиссером лежала кассета. Всего одна-единственная, но я не сомневалась, что и ее было достаточно для того, чтобы упрятать непризнанного гения за решетку лет этак на пять.
Я шагнула вперед. Не много потребовалось усилий, чтобы обездвижить его парой хлестких ударов, что я и сделала. Гамаюнова же двое моих напарников приперли к стене. Куском крепкой веревки я привязала режиссера к вращающемуся креслу, стоявшему у пульта, и повернулась к Гамаюнову.
— Ну, здравствуй, Альберт. Давно не виделись.
Гамаюнов молчал, и я решила с ходу брать быка за рога. Меня интересовало главное.
— Где Вика? — Я буквально вонзила взгляд в переносицу Гамаюнова. — Что, неужели и здесь ее нет? Где же укрыл ее твой приятель?
Альберт лихорадочно облизнул сухие, потрескавшиеся губы.
— Я не знаю, — ответил он после паузы, ссутулив плечи. — Возможно, что-то случилось в дороге.
Мне казалось, что он снова врет. Я скосила глаза на человека, сидевшего в кресле. Режиссер произвел на меня странное впечатление. Вот, значит, как выглядят люди, которые снимают порнографию. Кожаная куртка на серебряных заклепках, всюду застежки-молнии. Лет шестьдесят, седой как лунь, голова затянута пестрой косынкой-банданой, как у музыканта, играющего тяжелый рок. Золотые зубы, в ухе крест. Словно забитый кролик, он смотрел на меня, затаив злобу и страх.
— Вы, как я понимаю, руководитель сего предприятия? — обратилась я к колоритному типу.
Вместо ответа мужчина разжал пальцы и указал на кассету. Говорить он не хотел. Или не мог. Я коротко взглянула на кассету, но знакомиться с ее содержимым желания у меня не возникло.
— Кто этот человек? — я качнула головой в направлении переминавшегося с ноги на ногу Гамаюнова. — Вы с ним знакомы?
Альберт ответил сам:
— Да, мы знакомы… — Он даже приосанился.
Однако своим взглядом я дала понять Гамаюнову, что его никто не спрашивал. Альберт послушно заткнулся.
— Как вас зовут?
— Зотов Алевтин Андреевич, — ответил престарелый любитель порнопроизведений.
— Алевтин Андреевич, — кивнула я. — Ответьте, пожалуйста. Вы знаете Юрия Твердовского?
Зотов потрогал зачем-то мочку своего уха, в которой красовался экзотический серебряный крест, покосился на меня и недовольно поморщился при этом.
— Знаю, — ответил он. — Давно и довольно хорошо.
— Вы его нанимали?
— Нет.
— Отлично. — Меня не порадовал ответ малоуважаемого Алевтина Андреевича. — Тогда чья же это была идея предоставить в ваше распоряжение девушку по имени Виктория Белохвостова?
Я задавала конкретные прямые вопросы и ожидала таких же конкретных ответов. Зотов не стал играть в молчанку.
Выходило, что Зотов был по своей природе обычным покупателем, которому по сути дела без разницы, кого называть хорошенькой девчоночкой. Синюху или дочь президента. Я решила повернуть нашу дальнейшую беседу несколько в иное русло.
— Где сейчас Твердовский?
— Не прибыл.
— Что это вдруг?
По губам Зотова скользнула усмешка с примесью досады.
— Не добрался, похоже. — Он снова потрогал крест в ухе и бесцеремонно сплюнул прямо на пол себе под ноги.
— Где Твердовский? — с ходу обратилась я к Гамаюнову.
Но тот тоже лишь беспомощно развел руками.
— Откуда я знаю? Я вообще уже ничего не понимаю, — буркнул Альберт. — В том числе и то, как ты умудрилась меня найти. А Твердовский… Что Твердовский?.. Купил, наверное, сам видеокамеру и пишет где-нибудь в подвале вашу Белохвостову, приковав к батарее наручниками.
От хладнокровия Гамаюнова и его откровенного безразличия к судьбе Виктории мне стало не по себе. Не выдержав, я угрожающе шагнула в его направлении. Альберт отшатнулся и вскинул правую руку, намереваясь защититься от возможного удара.
Обстановку разрядила трель мобильного телефона. Ожил черный, как смола, миниатюрный аппарат, болтавшийся на шее у Зотова. Алевтин Андреевич потянулся к нему своими тонкими узловатыми пальцами, но я остановила это движение коротким резким окриком.
— Не двигайся!
Зотов от испуга даже поднял вверх обе руки и с удивлением уставился мне в переносицу. Я протянула раскрытую ладонь.
— Давай трубу. Я поговорю.
Я взяла у него телефон, включила его и неторопливо приложила к правому уху.
— Зотов! — бешено завопил невидимый собеседник, даже не пожелав представиться. — Еще раз пришлешь своих быков, пеняй на себя! Всех сдам к ядреной матери, сам сяду, но никого не пощажу! Ты меня знаешь!..
— Кто это? — спросила я, прерывая злостную тираду собеседника и автоматически забирая со стола видеокассету.
Сначала я поставила ее на ребро, а потом и вовсе пристроила у себя под мышкой. Говоривший вдруг замолчал. Ясно было, что в его намерения не входило услышать женский голос. Оно и понятно. Опешил малый, но не надолго. Он совладал с эмоциями и уверенно взял себя в руки.
— А ты кто? — Это прозвучало даже несколько грубовато.
