Митя спрыгнул на пол, в скорбной задумчивости прошелся по
безлюдной галерее.
Никакая она, оказывается, была не безлюдная.
Из следующей оконной ниши донеслись шорохи, шепот, частое
дыханье.
Кавалер с дамой — тоже забрались на подоконник и возятся,
любезничают.
— Ах! — пискнул женский голосок. — Тут кто-то есть!
Зашелестели шелка, на пол спрыгнула барышня в наряде
лисички, но только изрядно помятом и истерзанном. Ойкнула, прикрыла лицо руками,
побежала прочь. Только Митя все равно ее узнал — из государыниных фрейлин, как
бишь ее, остзейская фамилия.
Потом на пол слез ухажер, топнул ботфортами, подтянул пояс,
обернулся.
Пикин! В мундире, при шпаге — видно, едва сменился с
дежурства.
Это уж было чересчур. Что за роковой день!
Митя задрожал всем телом, попятился, но поздно.
— Шишки медовые! — промурлыкал капитан-поручик, протягивая
длинную руку. — На ловца и зверь.
Больше ничего говорить не стал, схватил мужичка-лесовичка за
кушак, рывком вскинул на подоконник и как дернет раму! С улицы дунуло ледяным
ветром, снежной трухой.
— Дяденька Пикин, пустите! — взвизгнул Митридат самым
постыдным, щенячьим образом. — Что я вам сделал?
— Пока ничего, воробей, но скоро сделаешь мне много
хорошего, — радостно сообщил гвардеец, влезая на подоконник с ногами. —
Благодаря тебе я спишу половину долга.
Раскрыл окно широко, взял свою жертву покрепче, раскачал.
— Дознаются! — воззвал Митя к разуму злодея. — Прохор Иваныч
поймет!
Пикин раскачивать мальчика перестал, неумного подумал.
— Не докажет. Лазил постреленок по окну, да сорвался. Ну,
лети, воробышек.
И с этим напутствием швырнул царского воспитанника вниз —
прямо на острые ежовы иглы.
Но немного не рассчитал силу преображенец — очень уж легок
был метательный снаряд и пролетел чуть дальше, чем следовало.
Смертоносная щетина мелькнула перед самым лицом вопящего
Митридата, не зацепила. Он вне всякого сомнения все равно убился бы насмерть о
гранитные ступени, если б не чудо — уже второе за сей кошмарный день, если
вспомнить спасение из колодца.
По ступенькам поднималась гаргантюанских размеров дама:
куафюра у нее была вся в веточках, увенчанная картонным соловьем, а широчайшее
платье a la panier[6] являло собой вид цветущей поляны. На эту-то поляну Митя и
рухнул. Исцарапался о ветки шиповника и ивовые фижмы, порвал рубаху, но не
разбился, а лишь прокатился по лестнице, от брошенный пружинистым кринолином.
Спасительница отрока стояла ни жива ни мертва. Платье лишилось всей своей
правой половины, и теперь дама в панталонах цвета «смущенное целомудрие» была
похожа на обнаженную наяду, выглядывающую из-за куста. Ее крик, разразившийся
секунду спустя, был душераздирающ, и оглушенный падением, переставший что бы то
ни было понимать мальчик сломя голову ринулся прочь и от этого вопля, и от
деревянного ежа, и от всей сияющей огнями громады дворца.
Сам не помнил, как пробежал через сад и вылетел из ворот.
Приходить в себя начал от холода. Еще сколько-то пометался туда-сюда по
заснеженной площади, вконец продрог и сообразил: деваться некуда, нужно идти
назад, а там броситься в ноги матушке-государыне и всё-всё ей рассказать.
Пускай или поверит и защитит, или рассердится и отошлет к папеньке с маменькой.
Последнее еще, может, и лучше.
Зябко обхватив себя за локти, потрусил назад к воротам.
— Куда? — рыкнул на него часовой. — А ну кыш! — Я Митридат, царский
воспитанник, — начал объяснять Митя, но солдат только выругался по-матерному.
— Ишь, мочалку прицепил, паскуденок!
Сдернул с Митиного подбородка фальшивую бороду и отвесил
такую затрещину, что чудо-ребенок кубарем полетел в сугроб.
Помотал головой, прогоняя ушной звон. Не сразу понял, что
обратной дороги нет.
Побежал к другим воротам, где солдат был добрее: просто
посмеялся выдумке про воспитанника, да замахнулся, а бить не стал.
И то — какой из лапотного оборванца Митридат и императрицын любимчик?
Курам на смех.
Прыгая на месте, чтоб вовсе не замерзнуть, Митя попробовал
применить лучшее из всех оружий — разум. Однако чем больше размышлял о
приключившейся нелепице, тем отчаянней представлялось положение.
Бежать в Зимний, домой? Так туда тем более не пустят. На
дальних дворцовых караулах, мимо которых не пройти, часовые — злее собак.
Сколько раз видел, как они зевак тычками да прикладами гоняют.
Ждать, пока закончится маскарад, и подбежать к кому из знакомых?
Так ведь это сколько еще торчать на холоде. Пожалуй, дух испустишь.
Недоступный дворец сиял чудесными огнями, ветер доносил
звуки небесной музыки — видно, начались танцы. Там, за оградой и черными
деревьями сада, был истинный Эдем. Обретаясь внутри сего райского вертограда,
неблагодарный Митридат не ценил своего счастья, теперь же неземные врата
замкнулись, и изгнанник остался наедине с ночью, злым северным ветром, ледяной
моросью. Идти некуда, но и стоять нельзя — погибнешь.
Бывший небожитель, гонимый ненастьем, дрожал и всхлипывал,
уныло бредя прочь от Эдема медленной стопой.
Глава 7
Большые надежды
Это просто буря, сказал себе Николас, протирая глаза. Просто
дождь вперемешку со снегом, просто северный ветер, и затянувшейся теплой осени
конец.
Приснившееся откровение про хрустальный гроб оказалось на
ясную голову совершеннейшим идиотизмом, но утро и в самом деле явило себя
помудреней ночного паникерства. Николасу пришла простая и продуктивная мысль,
от которой страх и растерянность — нет, исчезнуть не исчезли, но по крайней
мере локализовались.
Ты ведь специалист по советам, сказал себе Фандорин.
Представь, что к тебе пришел человек с такой вот сложной проблемой. Что бы ты
ему присоветовал?
И мозг сразу сбросил балласт эмоций, заработал быстро и
деловито.
