— Это мое изобретение, — пояснил Данила, поймав взгляд
своего маленького гостя. — Добавляю в пчелиный воск экстракцию одуванчика и еще
некоторых растений, тогда свечки хватает на целую ночь и еще на полдня, а свету
она дает, будто целая люстра. Одна беда, препятствующая повсеместному
использованию сего светильника: когда фитилек изгорает до конца, накопившиеся
испарения вырываются наружу, и происходит подобие взрыва. Но я до конца свечу
никогда не жгу, заливаю особым раствором. — Он показал на пузырек с белесой жидкостью,
помолчал.
Сконфуженно улыбнулся, развел руками.
— Ну вот, накинулся на вас с разговорами, как отпостившийся
на скоромное. Расскажите теперь вы мне, что вас привело в лес — одного, да еще
после темноты. Тут ведь и волки водятся.
Внезапно Данила нахмурился.
— Постойте! Вы вначале стали говорить что-то про злодеев и
благородную особу, нуждающуюся в спасении? А я в смысл слов не вник и поразился
лишь неожиданной складности речи! Ради Разума простите меня, друг мой! О, как я
суетолюбив и глухосердечен! Что за беда с вами стряслась?
Вот и правильно, что дал человеку выговориться, понял Митя.
Теперь он и выслушает внимательней, и отнесется добрее.
— Да-да! — заговорил Митридат, с каждым словом всё больше
волнуясь. — Случилось ужасное несчастье, подлое преступление! Я путешествовал
из Санкт-Петербурга в Москву, сопровождая даму, достойную самого уважительного
отношения. Не только из-за своей знатности — а Павлина Аникитишна принадлежит к
одному из наисиятельнейших семейств империи, — но главным образом из-за своих
несравненных достоинств. Несчастье ее жизни — редкостная красота, из-за
которой…
— Стойте! — Старик поднял ладонь. — Мой юный друг, по вашему
волнению я догадываюсь, что вы повествуете о чем-то чрезвычайно важном, однако
слова проистекают из ваших уст с недогонимой ретивостью, и я половины
сказанного не понимаю. Будьте милосердны к тем, кто не наделен, подобно вам,
сверхъестественной скоростью языка и мысли, ибо…
Митя понял, что по всегдашней дурной привычке глотает слова.
Данила же, наоборот, изъяснялся столь неспешно и по старомодному витиевато, что
пришлось и его, в свою очередь, перебить.
— Хорошо хорошо! — нетерпеливо махнул рукой Митя и
постарался выговаривать слова медленней. Это было и правильней, потому что на
ходу надо было еще соображать, о чем говорить, а о чем лучше умолчать.
К примеру, имя светлейшего князя Зурова поминать не следовало.
Кто ж осмелится идти против самого Фаворита?
— Мы ехали в карете, я и госпожа Хавронская. И настиг нас
некий страшный человек, который слуг умертвил, а Павлину Аникитишну пленил.
Такое ему было приказание от некого значительного лица, одолеваемого
сладострастным безумием…
Вот так, не пускаясь в излишние подробности, всё и
рассказал.
Данила слушал нахмурясь. Сначал сидя, потом вскочил, стал
расхаживать по горнице.
Закончил Митя словами:
— Надо в деревню бежать, за подмогой. А еще лучше солдат.
Этих-то пятеро, и все с оружием. К исправнику нужно.
Хозяин яростно подергал себя за седую бороду.
— Исправник в Вишере, это двадцать верст. Да и знаю я его —
дурак, ничего не сделает. Не нужно нам никого. За ночь они никуда не денутся, а
перед светом пойдем на дорогу, посмотрим, что за Пикин такой. Разберем это дело
сами.
Митя так и ахнул. Хороши разбиральщики, старый да малый!
— Сударь, вы же не рыцарь Ланцелот, а лекарь! — попробовал
он образумить расхрабрившегося деда.
А тот только ногой топнул:
— Рассердили вы меня, Дмитрий Карпов, своей историей. Вижу,
пока я в лесу от людей спасался, жизнь еще подлей, чем прежде, сделалась, а я
подлость никогда сносить не умел. Вы правы, я нынче человек мирный и смирный,
ремеслом врач, но, клянусь Разумом (и можете мне верить, ибо Данила Фондорин
никогда не лжет), гнев лекаря — штука куда более опасная, чем полагают
некоторые.
Глава 11
Человек-неведимка
— Шеф, вы что, больной? Врача вызвать? — Валя дернула
Николаса в противоположную сторону. — Какое метро? Вы болван, Тюбинг!
Во-первых, ночь-полночь, а во-вторых, мы же на вашем панцервагене приехали!
Побежали к припаркованной за углом машине, сели, но отъехали
недалеко.
Клубные вышибалы оказались ушлыми: не только вызвали
милицию, но еще, оказывается, запомнили, на каком автомобиле приехали
долговязый мужчина и его эффектная спутница — приметили их еще, когда Фандорин
собирался встать перед клубом, а потом отчего-то передумал и отъехал подальше.
Машина ГНР, группы немедленного реагирования, была неподалеку. Буквально через
минуту после того, как Николас сел за руль, и через пятнадцать секунд после
того, как он с третьей попытки завелся, «жигуленку» перегородил дорогу
милицейский «уаз».
— Ты пистолет выкинула? — нервно спросил Фандорин, вылезая
из машины и суя руку в карман за документами.
Ах, как неудачно! Объясняйся теперь, что да почему. А
бандиты тем временем очухаются и примут меры. Выйдешь из отделения — тут тебя и
встретят.
— Вынул руку, завалю! — бешено заорали на магистра из
темноты.
Лязгнул затвор автомата, и Николас испуганно вскинул руки
кверху. Ну конечно, их принимают за мафиози, пытающихся скрыться после
«разборки». Изрешетят, и будут правы.
— Руки…, на капот!
Оперся ладонями о холодный металл. Валя встала рядом.
— У тебя документ какой-нибудь есть? — шепнул Фандорин.
Валя не ответила. Щурясь на свет фар, оглянулась через
плечо. Действительно, что толку от документа, если бы он и имелся? Там будет
написано «Валентин Сергеевич Глен». И начнется цирк шапито.
— Пардон, шеф, я катапультируюсь, — шепнул человек будущего.
Легко, прямо с места, Валя вскочила на капот, спрыгнула по
ту сторону «жигулей» и метнулась из луча в темноту.
— Стой, застрелю! Саня, за ней! — заорали милиционеры, но
дробный стук каблучков доносился уже из подворотни, так что стрелять было
некуда.
Один (очевидно, тот самый Саня) кинулся было вдогонку, но
передумал:
— Ну ее. Нашли пацана по дворам бегать.
