Да, ты убил, но не хладнокровно, взвесив все «за» и
«против», а подчинился инстинкту, который велит человеку защищать себя и своих
друзей. Значит, рыжий бандит — вселенная. А Валя что же? Разве его, то есть ее,
ах не важно, разве Валю никто не любит? И потом, ты сам. Ты ведь тоже
вселенная, и в этой вселенной кроме тебя есть еще жена, есть дочь и сын. Или уж
люби всё человечество одинаково, как Христос, и тогда подставляй левую щеку, не
сопротивляйся насилию, иди на заклание и всё такое прочее, но только уж не
обзаводись семьей и друзьями. А если обзавелся, то изволь защищать и их, и
себя. Даже если для этого понадобится убить.
Вот какой сформулировался совет — такой кровожадный, что
Фандорину стало не по себе.
Но душа, как ни странно, от паники избавилась, дала разуму
отмашку: думай, теперь можно.
И выяснилось, что голову ломать особенно не над чем.
Всего-то и нужно идти по возможности прямолинейно, пока не выберешься на
какую-нибудь дорогу или дорожку, а та уж куда-никуда выведет.
Блуждания по лесу закончились уже в полной темноте. Дважды
Фандорин пошел не тем путем: сначала глухой просекой, которая петляла-петляла и
в конце концов просто разделилась на несколько убогих тропинок; потом набрел на
вполне витальную, даже асфальтированную трассу, упершуюся в каменную стену и
запертые ворота безо всякой вывески. Лишь с третьей попытки, окоченевший и
промочивший ноги, он попал туда, куда нужно. Неприметная на первый взгляд тропа
вывела его прямо к обочине шоссе, по которому Николас дошагал до населенного
пункта. Еще до того, как начались первые дома, услышал вдали грохот поезда. Уф.
Вот и станция.
Не доходя до первого фонаря снял халат и бросил в канаву.
Появляться в таком наряде среди публики было бы чересчур, лучше уж в одной
рубашке.
Положение беглого «гада и обманщика» было, сдержанно
выражаясь, незавидным: раздет, практически разут, денег ноль, деваться
совершенно некуда. Но за время затянувшейся лесной прогулки у Николаса
выработался план — в создавшихся обстоятельствах единственно возможный.
На всем белом свете был только один человек, который мог бы
помочь изгою — конечно, если захочет. Нике почему-то казалось, что, несмотря на
недолгий и, как теперь любят говорить, неоднозначный опыт общения с этим
человеком, в помощи он не откажет.
Но сначала нужно было преодолеть одну техническую трудность
— позвонить по телефону при полном отсутствии ликвидности.
Фандорин потоптался возле железнодорожной кассы, заглянул в
приоткрытую дверь с табличкой «Дежурный по станции». Там сидела полная дама в
фуражке, читала роман в бумажной обложке. На столе чернел вожделенный телефон.
Включив самую обаятельную из своего арсенала улыбок, Николас
просунул голову в щель.
— Ради бога извините, что отрываю от чтения, — сказал он. —
У меня к вам огромная просьба… Дежурная положила роман обложкой кверху, с
неудовольствием посмотрела на долговязого типа в одной рубашке.
— У меня ужасная неприятность, — продолжил магистр. —
Потерял куртку, а в ней бумажник. Мне бы позвонить в Москву, а?
— Интере-есно, где это нынче куртки теряют, — протянула
дама. — Вроде не пьяный. Муж, что ли, из командировки не вовремя приехал?
На обложке покетбука был изображен медальон в виде сердечка,
в медальоне полуобнаженная красавица, припавшая к груди мускулистого мачо,
внизу заголовок — «Запретный плод».
Может, подыграть? Раз эта женщина увлекается чтением
любовных романов, значит, жизнь не балует ее романтическими приключениями.
Только вот на чьей стороне ее симпатии: обманутых жен или страстных любовниц?
По виду на разбивательницу сердец никак не похожа, но раз интересуется
неразрешенными фруктами…
— Что-то вроде этого, — скромно обронил он и потупился, как
бы намекая, что быль молодцу не в укор.
После тяжелой паузы дежурная сказала:
— Один звонок. И быстро. Этот телефон занимать нельзя.
Николас набрал номер подружки капитана Волкова, стараясь не
думать о том, что ее может не оказаться дома.
Читательница «Запретного плода» сидела, сложив руки на
груди, и смотрела на Фандорина суровым взглядом — ждала пикантностей. Это еще
больше усложняло и без того непростую задачу. Как в присутствии этой Горгоны
изложить совершенно незнакомой особе по имени Танька суть дела?
— Не берут трубку? — злорадно спросила тетка и потянулась к
аппарату. — Больше звонить не дам. Не положено.
Ура! В трубке раздался молодой женский голос:
— Але.
— Это Татьяна?
— Ну. Кто это?
— Я друг Сергея, — осторожно подбирая слова и в то же время
не спуская глаз с пухлой руки, нависшей над телефоном, сказал Николас. — Мы
вместе работаем… в телецентре. Он вам про меня, наверно, рассказывал.
— Ну? — повторила Танька, не проявив ни малейшего
энтузиазма, но, слава Богу, и не сказав: «Какого еще телецентра?»
— Передайте ему, что я нахожусь на станции Лепешкино Рижской
железной дороги. И еще скажите ему, пожалуйста, что я попал в очень трудную
ситуацию.
— Очень приятно, — не к месту ответила Танька и развила свою
мысль, присовокупив. — Клопы вы поганые.
— Кто? — опешил Ника.
— Мужики. Чуть вам послабку дай — верхом ездить будете.
Клала я на ваши ментовские заморочки, понял?
И раздались частые гудки. Неужели бросила трубку? Или
прервалась связь?
Он хотел набрать номер еще раз, чтобы непреклонная Танька
уяснила всю срочность просьбы, но дежурная забрала аппарат.
— Один звонок, — сказала она. — Что, послала тебя жена
твоего дружка? То-то, сам расхлебывай, кобель. Думают, если они с телевидения,
всё им можно.
Она из партии жен, понял Николас. А про «Запретный плод»,
наверное, читает, чтобы лучше знать психологию противника.
Побрел к выходу. Злобная властительница станции Лепешкино
еще буркнула ему в спину:
— Только попробуй без билета на электричку сесть. Вечером
толковища поменьше, контролерам благодать. Враз сымут — и в отделение.
Главный вопрос бытия на нынешний момент формулировался так:
передаст Танька капитану просьбу или не передаст? Прочие жизненно важные
вопросы проистекали отсюда же. Если передаст, то скоро ли? И приедет ли
оперуполномоченный?
