На пряжке ремня обнаружилось аж три образца отпечатков. Первые принадлежали старшему лейтенанту ППС Волжского РОВД Кучину М. Д. Вторые, как оказалось, имели прямое касательство к некой Инне Петровне Гунейкиной. Инна Петровна в деле с Павловым не фигурировала, оставалось только догадываться, каким образом упомянутая гражданка Гунейкина могла оставить свои пальчики на ремне лейтенанта Кучина, особенно если учесть, что оная дама вращалась в определенных кругах общества и имела три привода в милицию за занятие проституцией. По всей видимости, и отпечатки пальцев на пряжке ремня старлея Кучина она оставила на своем рабочем месте. Идентификация данных отпечатков сопровождалась хохотом вернувшегося с коньячком и лимончиком капитана Кириллова, которого позабавило такое неожиданное проникновение в личную жизнь бравого работника ППС.
И наконец, третьи отпечатки. Точнее — отпечаток. Не очень четкий след большого пальца мужчины. С этим отпечатком вышло больше всего возни и никак не удавалось установить его принадлежность.
Голокопытенко сказал:
— Думаете, это тот самый тип? Но ведь я его видел. Он был одет вполне прилично. Черная шапочка и…
— А борода? Была у него борода?
— Я не успел заметить. Он скрывал нижнюю половину лица.
— Интересно, кто же сподобился так поколотить этих двух пэпээсников? — воскликнула я. — Если честно, то я даже в некоторой степени ему благодарна. Все-таки они прямо напрашивались на любезность.
…«Алкаш» оказался неким Андреем Константиновичем Мусагировым, в определенных кругах прокатывающим под кличкой Муса. За этим не очень законопослушным гражданином числились несколько не очень серьезных преступлений по типично «братковским» статьям — незаконное хранение оружия плюс несколько обвинений по подозрению в участии в одной из покровских ОПГ. Эта аббревиатура, давно принятая в рядах тех, кто этим самым ОПГ противоборствует, расшифровывается так: организованная преступная группировка. В Покровске, городе недалеко от Тарасова, но по ту сторону Волги, криминальная жизнь всегда кипела интенсивнее, чем на территории его старшего собрата, и процент криминала там был куда выше, но как-то мельче масштабом, что ли. Покровские ребята часто принимали заказы от серьезных тарасовских деятелей, которые их высоко ценили — платить им можно было меньше, чем своим, тарасовским, и работали они четко и профессионально.
— Мусагиров прописан по адресу: Покровск, улица Тельмана, 89, квартира 1, — прочитала я вслух. — То есть алкаш, которого задержали два наших бравых пэпээсника, никак не мог выйти выносить мусорное ведро из своей квартиры в подъезде, где был убит Павлов, потому что живет он совсем в другом месте и даже в другом городе. Ну что ж, я и предполагала нечто подобное.
— Но ведь вы говорили, что он ушел через крышу! — воскликнул Голокопытенко.
— Значит, не ушел. Может, выход был заперт наглухо или вообще запаян, что часто бывает. А возвращаться по собственным следам Мусагирову было, как говорят такие, как он, не в цвет. Вы, Володя, шороху уже подняли преизрядно, да и я сама, конечно…
— И как же тогда он умудрился спрятаться?
— Сдается мне, что Мусагиров просто открыл дверь квартиры одного из местных алкашей. Наверняка для него не составляет труда вскрыть какой-нибудь допотопный замок. Я, например, особо не затруднилась бы.
— Ну, вы — понятно, — почтительно сказал Голокопытенко, поднимая и опуская брови, как культурист поднимает и опускает гантели. — Вы — совсем другое дело. Я до сих пор не понимаю, как вы успели среагировать, когда этот урод стрелял в меня из окна.
— А хорошо стреляет, между прочим, — заметила я. — Что-то прямо все казни египетские обрушились на бывших и нынешних циркачей: Кабаргина застрелили, какие-то странности с директором происходят, теперь вот Павлова грохнули, еще и тигра Пифагора украли. Кто-то с детства не любит цирк…
— Наверно, папа или мама не купили в антракте мороженое, и будущий киллер ожесточился, — глубокомысленно заметил лейтенант. — А этот Мусагиров, между прочим, тот еще тип.
— Вы что, его знаете?
— Да приходилось слышать… — уклончиво отозвался Голокопытенко. — Лично, конечно, видеть не случалось… если не считать сегодняшнего дня, а вообще Мусагиров человек довольно известный. Удивляюсь, как за его подвиги его еще не того… не шлепнули. Он ведь во многих громких делишках засветился. Да и глаз у него уже примылился, что называется: на ровном месте себе проблемы наживает. Вот как сегодня.
— Да и вы, Володя, от Мусагирова не особо отстаете, — улыбнулась я, — в плане наживания проблем. Под пулю ловко подвернулись. Хорошо, я вас так удачно толкнула.
— Спасибо…
— Да уже благодарили, — пожала я плечами, как бы отмахиваясь от бровастого лейтенанта.
Глава 5
Нет надобности говорить, что по месту прописки Мусагирова никто не обнаружил. Конечно, с визитом к нему ездила уже не я: и так достаточно сделала не за себя.
Домой я пришла в третьем часу ночи. Тетушка уже спала. Зато не спал тетушкин иждивенец, кот Тима-Тема. Это создание, кажется, ждало моего прихода, чтобы пожрать. И стоило мне отправиться на кухню, чтобы перекусить на сон грядущий — ужасная привычка, с которой ну никак не могу справиться! — как кот появился и стал орать, требуя выделить ему съестного.
Пришлось выделить. Я все время удивляюсь — сколько же он ест! У меня даже родилось подозрение, что котик вовсе не котик, а хорошо замаскированный, скажем, бегемот. Или — тигр.
Спать я улеглась в половине четвертого.
Но выспаться мне было не суждено. Примерно в половине седьмого раздался телефонный звонок. К трубке подошла уже проснувшаяся тетушка, а я нырнула с головой под одеяло, и в сонной моей голове замелькало: «Ну только бы не меня, только бы не меня…»
Видимо, просила я об этом недостаточно истово, потому что спрашивали как раз меня. И даже не просто спрашивали, а, как сказала тетя Мила, очень сильно домогались. В телефонном ракурсе, разумеется.
— Ну кто-о там может звонить в такую рань? — протянула я с мукой, выползая из-под одеяла на свет божий.
— Кажется, тот, что вчера звонил, — подумав, ответила моя тетушка. — Только на сей раз голосок у него перепуганный какой-то. Совсем пищит.
— Пищит… — пробормотала я. — Запищишь тут… Слушаю!
— Женя, это Федор Николаевич, — дернулось в трубке. — Женя, я не знаю, но это какой-то кошмар! Вы знаете, что убит Павлов? Тот дрессировщик, который… которого…
— Знаю, — ответила я. — Сама при этом была.
В трубке воцарилось молчание. Сонное оцепенение еще не окончательно слетело с меня, потому что я сама не сразу поняла, что, собственно, сказала и как это может воспринять мой нынешний работодатель.
— Что-о? — наконец выдохнул он.
— В том смысле, что я и лейтенант Голокопытенко были первыми, кто обнаружил тело, — исправилась я.
