– Там… Лазарь, – шепчет она и проваливается в черноту.
…Это самое длинное путешествие в ее жизни – на самом длинном поезде. Местность, которую проезжает и никак не может проехать поезд, – гористая. Ничем иным нельзя объяснить такое количество туннелей на пути следования. Между туннелями иногда возникают станции, похожие друг на друга, как близнецы. Всякий раз Белка ждет, что уж эта станция окажется последней, и поезд, наконец, остановится. Но нет, он просто сбавляет ход, и тогда можно рассмотреть подробности станционной жизни. Вот цветы в горшках (начальник станции любит цветы?); вот комод и стулья (кто-то переезжает?); вот широкое вокзальное окно. За таким окном обычно сидит грустный кассир – на разных станциях они разные. Но всегда знакомые. Белка уже видела все эти лица, но вспомнить, где именно, все равно не успевает: поезд ныряет в очередной туннель.
Теперь они не такие утомительно долгие, как были вначале, остается выяснить – в начале чего? Но подсказки ждать неоткуда. Никто не заходит в Белкино купе, и она не может никуда выйти, она даже не в состоянии пошевелить рукой. Еще одна станция с комодом, стульями и горшками в цветах; теперь к ним прибавились часы, которые Белка ошибочно приняла за колонну, – такие они большие, такие высокие.
Ба-ам, ба-ам, ба-ам, бьют часы.
Означает ли это отправление? Или, наоборот, прибытие?
Если прибытие – то почему Белка не видит встречающих? Значит, отправление! Быть может, теперь к ней кто-нибудь заглянет?
Сережа!..
Он сидит на одном из перронных стульев и не отрываясь смотрит на Белку. Она пытается помахать рукой, чтобы привлечь его внимание, но гадкий поезд уносит ее от станции в уже знакомую черноту.
…Сережа был первым, кого увидела Белка, когда сознание вернулось к ней окончательно.
– Привет! – сказал он. – Ты здорово нас всех напугала. Как себя чувствуешь?
– Не знаю.
– Что-нибудь помнишь?
– Не знаю.
– Ты болела. Но теперь дело идет на поправку.
– А… чем я болела?
– У тебя был жар, – Сережа пристально посмотрел на Белку. – Температура не спадала два дня. Так ты совсем ничего не помнишь?
Шахматные фигурки, они опускаются в бездну. Лазарь ловит их запекшимися губами, которые почему-то переместились на висок… Лазарь! Белка нашла Лазаря, а потом начался шторм, и она ждала корабль, но вместо корабля появился Сережа и спас ее.
– Лазарь… – Белкины глаза наполнились слезами.
– Выходит, помнишь.
– Лазарь умер?
– Случилось несчастье, – Сережа вздохнул. – И он погиб. Утонул. Тебе много пришлось пережить, но ты ведь справишься?
Она справится, да. Но пока этого не произошло, Белка стучит пальцами по правому виску. Стучит и не может остановиться. Этот жест не остается незамеченным.
– Успокойся, Бельчонок. Там, у камней, не очень глубоко. И Лазарь бы спасся, если бы не ударился головой о железный прут. Это несчастный случай. Никто не виноват.
Всхлипывая, Белка протянула руки к Повелителю кузнечиков. Сережа как будто ждал этого. Он крепко обнял девочку, прижал к себе и принялся баюкать, словно маленькую:
– Белка сильная?
Она зарыдала еще горше и зарылась носом в Сережину рубашку.
– Белка сильная, – сам себе ответил он. – Она вела себя очень мужественно. Я горжусь своей сестренкой.
– А как ты узнал, где нас искать?
– Просто знал и все.
– А Лазарь? Ты мог бы его спасти?
– Уже ничего не изменишь, Бельч.
– Лазарь очень хороший.
– Да.
– Он добрый. Он обещал научить меня играть в шахматы…
– Мне жаль. Мы еще поговорим с тобой, обещаю. А пока мне надо идти.
Сережа осторожно поцеловал Белку в лоб и поднялся. Вот теперь память вернулась к ней окончательно, паучок-кругопряд отступил в сырую тень грота, а его место заняла русалка-оборотень.
– Скажи, Сережа… Аста нашлась?
Аста так и не нашлась. Она не вернулась в дом Парвати, а ее поиски в поселке и окрестностях ни к чему не привели. Об этом Белке рассказал вездесущий Шило, и от него же девочка узнала, что в дом приходили милиционеры во главе с участковым по фамилии Карпенко. «Лейтенант Карр-рпенкоу», – вот как он представлялся. Розыскная собака не представилась никак, но от ее сопровождающего Шило узнал кличку – Султан, здорово, правда? Когда мне купят овчарку, тоже назову ее Султаном. Шило постоянно отвлекался на мелочи, вроде лейтенантского пистолета («мне обещали дать стрельнуть!») и собачьей инспекции участка – об этом он говорил с особым энтузиазмом.
– Прикинь, дали ему понюхать Астины туфли и еще платье. Так сначала он по участку носился, как ненормальный – от дома к беседке и обратно. А потом на улицу выскочил, чуть с поводка не сорвался. И заскулил, заскулил, завертелся на месте…
– А потом?
– Потом – все. Карр-рпенкоу говорит, что так обычно и бывает. На улице много запахов, собака теряется. Зато мне разрешили его погладить.
– Кого?
– Да Султана же! Теперь вот все ждут, когда тебе станет лучше.
– Мне?
– Ага. Карр-рпенкоу хочет с тобой побалакать, так он сказал. Это называется допрос, – в голосе Шила послышались мечтательные нотки.
– Допрос? – испугалась Белка.
– Ну да. Меня уже тоже… того… допросили! Было здорово. Я, наверное, стану милиционером. У меня будет собака и пистолет. Даже покупать не придется – сами выдадут. Бесплатно.
– И про что у тебя спрашивали? – Белка попыталась вернуть разговор в конструктивное русло.
– Когда я видел Асту в последний раз. С кем я ее видел. Ну и про то, собиралась она уехать или нет. Спрашивали еще про Машку.
– И что ты сказал?
– Что они собачились. Это все знают. Еще про ухажера ее вопросы задавали. Московского.
– Он ведь уехал.
– То-то и оно! Я думаю, она рванула в Турцию, – неожиданно заявил Шило.
– Аста?
– Ага. Лично я бы уплыл. Если ты попадаешь в Турцию – считай, что мир у тебя в кармане. И до Африки недалеко, и до Индии. В Индию вот тоже можно. Там все пантеры ручные, как в мультике.
– Каком еще мультике?
– Ну, ты даешь! – Шило презрительно свистнул. – Про Маугли. Здорово быть Маугли и подружиться с пантерой. Пантера – это даже лучше, чем собака. Ты как думаешь?
– Никак, – разозлилась Белка.
– Чего задаешься? Думаешь, если ты нашла утопленника, то круче всех?
«Нашла утопленника» – конечно же, Шило имеет в виду Лазаря. Воспоминание о гроте причиняет Белке боль. А еще то, что ее малолетний идиот-брат говорит о Лазаре, как о постороннем. Как будто он никогда не был знаком с паучком, не сидел за одним столом, не болтал о всяких пустяках. Впрочем, Белка ни разу не видела, чтобы Шило и Лазарь разговаривали. Все дело в Лазаре – в его застенчивости, которую все принимали за надменность. Но и Шило тоже хорош: чувство, которое владеет им сейчас, – не что иное, как зависть. Да-да, Шило завидует Белке: обнаружив тело, она оказалась в центре внимания, а это то, чего так не хватает малолетнему идиоту – быть в центре внимания!
