Да и побег с Мухиной дачи положил бы, не исключено, конец моим отношениям с Мишенькой. А любовь к нему сильнее любого кошмара!»
«24 августа 1913 года. Сегодня генерал Прошкин пожаловал в гости к старому графу. Чуть позже подкатила и баронесса фон Зиммиц. Старый вояка был любезен, как обычно, и меня заставили сидеть в гостиной рядом с ним, пить чай и вести непринужденную светскую беседу. Когда на мгновение я осталась один на один с гостями, генерал игриво похлопал меня по руке и произнес:
— Liebchen, вы правильно сделали, что не подняли скандала! Все равно бы это ничего не дало! Кстати, не беспокойтесь, мои артефакты уже в надежном месте. И голова вашей подруги — тоже! Она — венец моей коллекции!
А баронесса, хрюкнув, благостно улыбнулась. Я пулей вылетела из гостиной, невзирая на грозный окрик Луизы Артамоновны, поднялась к себе и, упав на кровать, долго плакала. Плачу и сейчас, выводя эти строки».
«27 августа 1913 года. Кстати, о Луизе Артамоновне. Только что увидела, как она, вертясь в кухне и воспользовавшись тем, что кухарка отвернулась, подсыпала что-то в кастрюльку с кашкой для Женечки. Я не могла допустить, чтобы ребенок отведал этой гадости, потому что то, что оказалось в кастрюльке, было явно не сахарной пудрой.
Поэтому пришлось изобразить из себя недотепу и перевернуть кастрюльку с кашей на пол. Экономка бушевала, как тайфун южных морей, я рассыпалась в извинениях и заявила, что сама приготовлю кашку для Женечки.
Что и сделала, не подпуская ни на миллиметр экономку к очагу. А потом и к тарелке. Выходит, что Женечка в смертельной опасности! Хочу поговорить с графиней, но та лежит с мигренью и никого до себя не допускает».
«28 августа 1913 года. Смогла все-таки прорваться в будуар к Марии Ростиславовне, но та не могла взять в толк, что я хотела донести до нее. А потом появилась все та же экономка и выпихнула меня прочь.
Я во время приготовления пищи неусыпно дежурю в кухне».
«29 августа 1913 года. Сижу безвылазно в кухне и наблюдаю за каждым жестом экономки. Она шпыняет меня, пытается прогнать прочь, я огрызаюсь и никуда не ухожу.»
«31 августа 1913 года. Старый граф приказал мне больше не приближаться к кухне, наверняка экономка нажаловалась. Я пыталась ему объяснить, почему я веду слежку, но он и слушать ничего не хотел. Так как я ослушалась его, меня заперли в моей же комнате.
Мне стало ясно, что то, что задумала экономка, должно свершиться сегодня вечером. Сижу и жду. И вот только что я услышала голоса в коридоре, а потом шаги на лестнице. А в окно увидела, как из Мухиной дачи вышли несколько фигур, облаченных во все темное. При этом они несли нечто небольшое, продолговатое — например, тельце ребенка, завернутое в тряпки! Конечно же, я следую за ними, выбираясь, как уже когда-то, из окна на крышу…»
«1 сентября 1913 года. Мой день рождения, но это абсолютно неважно. Ибо то, что случилось прошлой ночью, расставило все по своим местам. Кромешный ужас поглотил меня, и я не знаю, что делать. Похоже, меня ожидает смерть, но это, быть может, даже к лучшему.
Тогда, выбравшись на крышу, я спустилась по водостоку на землю и поспешила за злодейскими личностями, что уносили куда-то Женечку. В том, что свертком была именно она, я уже не сомневалась.
Странное дело, но они направились через лес к проселочной дороге, а потом — к дубу с двойной кроной. Затем же произошло нечто невероятное — один за другим эти личности исчезли — вернее, сквозь землю провалились!
Но напугать меня уже было невозможно. Я подошла к дубу, осветила землю подле него фонариком и натолкнулась на железный люк, ранее на глаза не попадавшийся, видимо, по причине того, что он был ловко замаскирован слоем земли, травой и листьями.
На люке явственно проступал уже знакомый мне сатанинский знак. Я приподняла люк и увидела железную лестницу, уводившую куда-то в глубь земли.
Пусть даже и в преисподнюю, мне было все равно. Я начала быстро спускаться вниз.
Спуск был долгий, наконец, лестница закончилась. Посмотрев наверх, я увидела темное небо, усеянное сверкавшими звездами. До поверхности было не меньше десяти, если не двенадцать метров. Хотя, предполагаю, тринадцать…Все же чертова дюжина…
А потом внезапно крышка люка с грохотом захлопнулась — и явно не от ветра. Ее кто-то закрыл — кто-то, наблюдавший за тем, как я спустилась вниз, и притаившийся, наверное, за мощным дубом.
Взбираться вверх я не стала, справедливо полагая, что крышка уже закрыта и обратного пути нет. Но я не для того спустилась в подземелье, чтобы позорно бежать оттуда. Задачей моей было спасение несчастной Женечки.
Посему я направилась в одном-единственном направлении: рукав у подземелья был один. Вдали мерцал тусклый свет и слышались странные песнопения, становившиеся громче с каждым шагом.
Наконец, я перешагнула порог большой пещеры, вернее, как мне стало ясно, склепа. И поняла, что подземный ход проходит под старым кладбищем, соединяя, видимо, расположенные на нижнем ярусе сооружения.
Пещера была озарена пламенем факелов, висевших на стенах. И была она абсолютно пуста — ни единой живой души, но кто же тогда только что пел? Мое внимание привлек то ли алтарь, то ли жертвенный камень, стоявший на возвышении. Но на нем возлежала неЖенечка.
На нем лежало нечто, не поддающееся описанию. Нет, это была не галлюцинация и не иллюзия!
На камне покоилось некое существо, то ли человек, то ли демон, то ли помесь того и другого: бугристая кожа, некое подобие небольших рогов на лбу, острые вампирьи зубы, когтистые лапы, тело, поросшее жесткой шерстью. И огромные, полные страха и мольбы, глаза!
Существо, извиваясь и издавая странные звуки, явно страдало. Я отступила прочь, а потом поняла, что обязана помочь ему.
Бросившись к пленнику, я попыталась стащить его с возвышения, но увидела, что его конечности привязаны к железным кольцам, укрепленным в камне. Я вытащила из кармана перочинный нож, желая обрезать удерживавшие существо путы, обернулась — и поняла, что зала вдруг заполнилась людьми в белых балахонах. Лиц этих фигур я не видела, ибо они были закрыты капюшоном.
Несколько этих субъектов ринулись ко мне, я сопротивлялась, как могла, но чья-то рука приложила мне к лицу пропитанную хлороформом тряпку. Я потеряла сознание, а когда пришла в себя, поняла, что с меня сорвана одежда и я вертикально прикована к стене.
Люди — хотя какие это были люди! — в белых балахонах стояли вокруг алтаря, держа в руках странные кривые кинжалы. Появился высокий субъект в черном облачении, который, судя по тому, с каким трепетом его встретили прочие собравшиеся, был их предводителем.
А затем он скинул скрывавший его лицо капюшон, и я узрела Гелиана Георгиевича Тугодумова. Что же, мои подозрения более чем подтвердились, но легче от этого не стало, тем паче что я находилась в безвыходной ситуации.
