Нечаева не тронулась с места, поэтому расписываться в получении букета пришлось мне. Курьер вручил мне цветы и ретировался к лифту.
— Держи, — я протянула букет Алинке. — Матвей оказался таким романтичным…
— С чего ты взяла, что эти цветы от него? — Нечаева не спешила прикасаться к букету.
— А от кого еще? Или ты говорила кому-нибудь из своих бывших о том, что живешь теперь здесь?
— Не говорила. А вдруг это Нефедов таким образом извиняется? — предположила моя подружка.
— Здесь должна быть записка, — приглядевшись, я обнаружила внутри букета небольшую карточку. Перевернув ее, я убедилась в справедливости своих предположений: — Держи, здесь визитка Матвея. Он, оказывается, программист. Кстати, номер его телефончика там тоже имеется. Можешь ему позвонить и поблагодарить.
Алина выхватила у меня букет и стала кружиться с ним, забыв на какое-то время обо всех своих проблемах.
* * *
Вернувшись домой, я позвонила Вадиму на сотовый, но он был отключен. Тогда я набрала номер домашнего телефона Ромашкиных. Мне ответила тетя Шура. Услышав мой голос, она сразу же стала делиться своими впечатлениями о работе. Женщина действительно была на подъеме своих душевных и физических сил. Не трудно было догадаться — если вдруг лишить ее источника, дающего ей эту энергию, она сразу же занедужит. И вот тут уж Вадим точно предпримет все для того, чтобы его матушка вернулась к прежнему состоянию!
Когда Александру Владимировну парализовало, он стал исполнять любой ее каприз, хотя прежде был не таким уж примерным сыном. Она всю жизнь мечтала о белом рояле, и Вадик, который к тому времени раскрутил свой аптечный бизнес, подарил ей на день рождения именно такой инструмент. Заветная мечта сбылась, но, увы, пианистка Александра Ромашкина смогла на нем играть, только сидя в инвалидном кресле. Когда его матушке захотелось побывать на концерте звезды мировой величины, он без раздумий отвез ее в областную филармонию. Затем в седую голову Александры Владимировны стукнуло, что надо устраивать дома салонные вечера для любителей классической музыки. Один раз Вадиму удалось собрать у себя горовский музыкальный бомонд, но второй раз все отказались приехать к Ромашкиным под любыми благовидными предлогами. Потом тетя Шура пыталась давать уроки игры на фортепиано детям жителей нашего поселка, но и эта затея провалилась. Мальчик из очень состоятельной и с виду благополучной семьи умудрился во время урока открутить у инвалидного кресла одно колесо, и Александра Владимировна упала. В тот момент дома, кроме нее самой и ее шкодливого ученика, никого не было. Подросток сбежал, оставив пожилую беспомощную женщину на полу. Вечером к Вадиму пришел его отец и сказал, что ребенок получил тяжелую психологическую травму, поэтому больше заниматься с парализованной учительницей не будет. Слух об этом происшествии распространился по поселку, и дети стали придумывать новые и новые пакости. Кто-то прикрепил плакат непристойного содержания к спинке инвалидного кресла, кто-то привязал кресло к ножке рояля… Здоровые дети богатых родителей оказались очень жестокими по отношению к пожилой учительнице с ограниченными возможностями. Она приняла нелегкое для себя решение отказаться от этих уроков. Теперь ситуация была другой — ее ученики были такими же, как и она, инвалидами. Они общались на равных…
Дождавшись, когда Ромашкина наконец-то сделает паузу, я спросила:
— А Вадим дома? Я хотела кое-что у него уточнить.
— К сожалению, сына нет. Он уехал в командировку. Вернется только в середине той недели.
— Действительно, жаль. Извините, что побеспокоила. До свидания! — Я прервала связь, не дав Александре Владимировне продолжить свои словоизлияния.
После общения с Ромашкиной меня потянуло к музыкальным экзерсисам. Я вынула из футляра саксофон и стала играть джазовые пьески. Во время игры на саксе я имела обыкновение продумывать планы моих мстительных операций. Вот и сейчас я думала о том, как бы наказать Анисимову с Нефедовым. Эти изверги, другого слова я просто не могла к ним подобрать, воспользовавшись беспомощностью пожилых людей, сначала травили их нелицензированными препаратами, а затем практически бросили их в топку. Если бы Тищенко не открыла запасной выход, то Анне Петровне не удалось бы совсем никого спасти. Было бы логично заставить эту парочку почувствовать себя беспомощными, чтобы все, кому не лень, пинали их ногами. Но как же сорвать с них защитный панцирь? Мне были известны только три места, где человек, некогда обремененный деньгами и властью, становился наиболее уязвимым, — это тюрьма, дурдом и улица.
Мне не трудно было представить Нефедова в робе заключенного, в пижаме пациента психиатрической клиники и в обносках бомжа. Казалось, что ему все к лицу. Но чему же отдать предпочтение? Какой костюмчик все-таки подходит ему больше? Степан физически крепок, так что, оказавшись на зоне, он, скорее всего, сможет за себя постоять. Просто вчера он не ожидал, что кто-то придет Алине на помощь, а в колонии надо ждать удара в спину каждую секунду. А если Нефедова разорить под ноль, превратив в бомжа? Теоретически это возможно устроить. Сначала надо раскрыть Соне глаза на мужа. А после того, как она с ним разведется, лишить Степана жилплощади и документов… Представив, что этот амбал пополнит ряды горовских бомжей, среди которых были мои приятели Люся и Вася, я решила отказаться от этой идеи. Зачем создавать моим друзьям такую конкуренцию? Незачем. Остался только один вариант — отправить Нефедова в психушку. На как добиться того, чтобы у него необратимо слетела крыша?
Я хулиганила, играя на саксофоне, и в мою голову пришла идея, как можно свести с ума, но не Степана, а его деловую партнершу Валерию. А почему бы не начать месть именно с нее? Закончив играть, я убрала инструмент обратно в футляр и пошла к Арише.
— Дедуля, к тебе можно? — спросила я, приоткрыв дверь в его комнату.
— Да, конечно, заходи. Это чье произведение ты так виртуозно играла? — поинтересовался Ариша, оторвав взгляд от журнального столика, на котором он раскладывал пасьянс.
— Это была моя собственная импровизация, — сказала я, усаживаясь напротив своего прародителя. — Дедуля, я собираюсь свести Анисимову с ума.
— Это все равно что открывать незакрытую дверь или искать черную кошку в темной комнате. Нельзя свести с того, чего в принципе нет, — философствовал дедуля. — По-моему, у нее под черепной коробкой стоит калькулятор, который подсчитывает барыши. Мозгов там давно уже нет.
— Тогда ей тем более дорога в дурку.
— Согласен, — кивнул Ариша, открывая карту за картой. — Сумасшедший дом — это приют для тех, кто не умеет жить по уму, то есть как раз для таких, как она. У тебя есть конкретный план?
— Да, я хочу сформировать у нее устойчивую паранойю.
— А если конкретней?
— Вариантов много. Один из них — внушить Валерии Николаевне, что она теряет память. Пусть страшится приближающейся болезни Альцгеймера.
— И каким же образом это можно ей внушить? — полюбопытствовал Ариша, не поднимая на меня глаз.
