Он почувствовал себя на сцене, в свете прожектора. Его миг славы. Или позора. В зависимости от того, как все повернется.
«А если я найду настоящего убийцу?» – с замиранием сердца подумал Журавушкин.
Вот тут и вступил в силу психологический фактор, который еще можно обозначить, как излишнее старание. Когда на человека ложится груз ответственности, право на ошибку исключено, зато накладывается обязанность на подвиг. Или еще трудовая повинность совершить подвиг. Хочешь – не хочешь, можешь – не можешь, иди и делай. Так и сломаться недолго. Поневоле всякая объективность пропадает, и человек слышит лишь то, что хочет услышать, а видит лишь то, что хочет увидеть. Остальное же пропускает мимо своих глаз и ушей.
Но в тот момент Аркадий Журавушкин этого еще не осознавал. Дело показалось ему чрезвычайно простым, хоть и со странностями. Но это не иголку в стоге сена искать. Круг подозреваемых четко очерчен, их так мало, что достаточно хорошенько подумать, и ответ найдется сам собой.
На следующий день Журавушкин поехал на свидание с Раисой Гавриловной Раевич. Это была их вторая встреча наедине, и Аркадий Валентинович надеялся, что Рара все расставит по местам. Теперь-то понятно, в чем именно ее обвиняют, и какие у следствия есть доказательства.
Сегодня она выглядела чуть лучше. И даже улыбнулась, когда увидела его.
– Садитесь, – предложил Журавушкин. – Итак, Раиса Гавриловна, вы подумали?
– О чем? – спросила она, присаживаясь напротив. И тут же закурила предложенную сигарету, из тех, которыми он предварительно запасся. Сам Журавушкин курить давно бросил, но Рара делала это так аппетитно, что у него во рту невольно скопилась слюна.
– О том, чтобы сказать мне правду, – сказал он, сглотнув.
– Я ее сказала. Ни слова лжи.
– Я был вчера у вас дома. Виделся с Ефимом Ивановичем.
– Как он? – озабоченно спросила Раевич.
– Держится, но очень переживает.
– А… – она глубоко затянулась дымом.
– Нам надо найти настоящего убийцу Насти, – мягко напомнил Журавушкин.
– А чем я-то вас не устраиваю? – Рара улыбнулась.
– Да потому что вы этого не делали!
– Попробуйте доказать обратное.
– Скажите: ваш муж точно пришел по-следним?
– А почему вы в этом сомневаетесь? – настороженно спросила она.
– Потому что он спустился в сад вслед за вами. Сначала уговаривал вас не ходить на встречу с Настей, а потом решил подстраховать. Вы, как сами сказали, зашли на кухню. Мог Ефим Иванович тайком проскользнуть в сад?
– Не мог, – отрезала Рара.
– Допустим, он первым пришел к беседке и попытался отобрать у Насти оружие.
– Кто? Фима? – она расхохоталась. – Отобрать? Да он и мухи не обидит!
– А вот Василиса Петровна говорит обратное.
– Вот как? – Рара нахмурилась. – Что ж… Что-то подобное я предполагала.
– Потому и взяли вину на себя. Я вас понимаю. В вашем треугольнике вы были, образно говоря, вершиной. Сильная женщина при двух слабых мужчинах. Кто в самый критический момент (а таковым я считаю убийство Насти) берет на себя ответственность? Самый сильный. Ваш муж, простите, амеба, с ним бы в тюрьме случилась истерика. А то и чего похуже.
– Что вы о нем знаете! – вскинулась Рара. – Фима – прекрасный человек! Можно сказать, он лучший! Просто это не его время. – Она взяла из пачки еще одну сигарету. – У Бодлера есть прекрасное стихотворение, называется «Альбатрос». Почитайте на досуге. Это о птице. О сильной птице, которую матросы ловят для забавы, чтобы потом от скуки над ней измываться. Так вот это о Фиме. «Но исполинские тебе мешают крылья, внизу ходить, в толпе, сквозь шиканья глупцов».
– Как-как?
– Я потому его и спрятала ото всех. Пошла на сделку с Ромашовым. Мне было жалко на него смотреть, на Фиму. Гений совершенно беззащитен перед толпой. Она над ним в отместку измывается. Я сделала все, что могла. И буду делать, – твердо сказала Рара.
– О какой сделке вы говорите? – подался вперед Журавушкин.
– Жить вместе. Втроем, под одной крышей. Дом показался мне прекрасным. Я подумала, что все это вытерплю. Увы! Я переоценила свои силы.
– Многие женщины мечтают оказаться на вашем месте.
– Я его не люблю, – равнодушно сказала Рара. – И никогда не любила.
– Ромашова?! Вы шутите?!
– Нет. Не шучу. Ромашов, он… Во-превых, завистливый. Гордый. И на редкость злопамятный. Но хорошо умеет это скрывать. На вид он со всеми в прекрасных отношениях, но Бог знает, что у него на душе. Он, скорее, дьявол. Потому что хорошего в нем мало, его даже мужиком назвать трудно. Это какая-то институтка, но сплошь извращенная, с такими вывертами в душе, что только диву даешься: откуда это у него? Красавец ведь, каких мало, все может иметь и имеет, но он это все сводит до ничтожного. Зато то, чего он в силу каких-то обстоятельств не имеет, возводит в превосходную степень и бесится от этого. Он никогда не упустит возможности отомстить своему обидчику. Причем сделает это так тонко, что жертва не догадается, кто за всем этим стоит? Подумает на кого угодно, но только не на Лёвушку. Диву даюсь, как он умудряется жить в этом амплуа: хороший парень. Неужели люди так слепы?
– Вы говорите о мужчине, который вас любит! – потрясенно сказал Журавушкин.
– Он любит не меня, – поморщилась Рара. – А себя во мне. Я попытаюсь вам объяснить, но вы вряд ли поймете.
– Почему?
– Вы очень… как бы это сказать? Правильный, что ли. Как инструкция. Человек разумный, одна штука, ест три раза в день, спит семь часов в сутки, женат, имеет ребенка, умрет от старости и будет похоронен в семейной могиле. Адрес оной прилагается. Вы когда-нибудь нарушали правила?
– Нет, – честно признался он. – А зачем?
– Затем что риск – он прекрасен. И ужасен, конечно. Но ведь можно сорвать такой кайф, что перед этим мгновением все остальное по-меркнет.
– Я все же попытаюсь понять. О Ромашове, – мягко напомнил он.
– А у вас в нем свой интерес, – внимательно посмотрела на него Рара. – В чем?
– Ромашов нравится моей жене, – признался Журавушкин. – Можно даже сказать, что она в него влюблена.
– Вы что ревнуете? – рассмеялась Рара.
– Я все-таки муж. Мне неприятно, когда моя жена таким тоном говорит о другом мужчине. Пусть даже у нее с ним ничего нет, и никогда не будет. Я пытаюсь понять: чем он так уж притягателен? У вас-то есть к нему иммунитет. Вот и поделитесь опытом.
– А! Так вы за советом ко мне пришли! Я, пожалуй, буду брать с вас деньги, – пошутила Рара. – Несчастный вы человек… Хотя на вид у вас все в полном порядке… Так вот, мои отношения с Лёвушкой довольно сложные. Он человек странный. Он думает о себе в третьем лице и видит себя глазами других людей. Но никогда своими собственными. Как я с этим ни билась, сделать ничего не смогла. Я запирала его в лифте, загоняла в такси, даже делала так, что нашим с ним интимным отношениям были свидетели. Увы! Извините за откровенность, в интимные моменты он живет моими ощущениями. Представляет, что чувствую я, и от этого заводится. А у меня ощущения очень сильные. Именно поэтому я, а не кто-то другой. У меня все это время было довольно противное чувство, что я занимаюсь любовью сама с собой. Ради того, чтобы кто-то, глядя на это и испытывая то же, что и я, получил сумасшедшее удовольствие. Отношения же Ромашова с женщинами фригидными или просто холодными исключены. У него просто ничего не получится. Если ваша жена такая, можете быть спокойны.
