– Мой агент заказал мне новые визитки, потому что я недавно сменила номер телефона, а в типографии что-то там перепутали, – затараторила «Кристина», пряча его визитку в сумочку, в потайной карман. – Вот я временно и осталась без визиток.
– У меня есть номер вашего телефона.
– Ах, да! Андрюша вам его дал! Какая же он прелесть!
– Давайте к сути, – вздохнул Журавушкин. Он уже пожалел, что приехал. – Что вы мне можете рассказать об отношениях Насти с Ромашовым и Раисой Гавриловной?
– С кем?!
– С Ромашовым и…
– Вы сказали Гавриловной?! Боже! Кто бы мог подумать! Не удивительно, что она это скрывала!
– Она ничего не скрывала, – еле сдержался Журавушкин.
– Если бы я была Гавриловной, я бы повесилась! – выпалила Кристина.
– А как ваша фамилия, простите?
Она смешалась.
– Видите ли, в титрах ее пока не указывают…
– Знаете, я подозреваю, что вам нечего мне сказать. Я напрасно трачу время. Может быть, счет? И я вас больше не задерживаю.
Пересоленный суп окончательно испортил Журавушкину настроение, поэтому он и был так несвойственно ему резок. Жена была права: из всех удовольствий, которые берет человек от жизни, Аркадий Валентинович отдавал предпочтение вкусной еде. Плохая кухня делала его злым и желчным. Тем более, за такие деньги, как в меню этого кафе. Он опять полез за портмоне.
– Вот так всегда! – на глазах у девушки выступили слезы, а кончик носа покраснел. – Ну, скажите, что я делаю не так?! – в отчаянии спросила она. – Никто не приходит на встречу со мной во второй раз! И не перезванивает! А если я перезваниваю, то все оказываются в длительной командировке!
– Москвичи люди чрезвычайно занятые, у них нет времени на ваши проблемы.
– А разве я говорю о своих проблемах?! – аж подпрыгнула она.
– Вы говорите о себе, – терпеливо пояснил Журавушкин. – А мне это нужно? Я вас вижу впервые в жизни. И скорее всего, в последний раз. Потому что вы совершенно не хотите мне помочь. Мне нужна информация, за которую я готов заплатить.
– Сколько? – жадно спросила она.
– Пока нисколько, потому что, сдается мне, вы хотите соврать. Не надо ничего сочинять, – поморщился он.
– Тогда почему вы так хотели встретиться со мной?
– Потому что вы – единственная Настина подруга, которую я нашел. Все остальные в разъездах. А меня время поджимает, мне работать надо. Я хочу понять, кто убил Настю, только так я могу грамотно выстроить линию защиты моей клиентки. Я не хочу на суде никаких сюрпризов.
– Хорошо, спрашивайте.
– Расскажите мне о Насте, – как можно мягче спросил он, засунув портмоне обратно в карман. – Просто расскажите.
– Можно я выпью?
– Конечно. Что вам заказать? Коктейль?
– Да. «Манхэттен», – с вызовом сказала она. – Видите ли, моя машина временно в ремонте… Механик сказал, там что-то надо поменять. То ли масло, то ли свечи, то ли все сразу, – хихикнула Кристина.
«Врет. Нет у нее никакой машины, так же как и визиток. И никогда не было».
– Если вы не хотите спускаться в метро, я закажу вам такси, – Журавушкин твердо решил быть терпеливым. Десерт оказался вполне съедобен. – Андрей Георгиевич выдал мне деньги на накладные расходы. Так что вы можете прокатиться в такси за его счет.
– Правда? – обрадовалась она. – У меня ноги страшно гудят от высоких каблуков. А еще все на них пялятся, на мои ноги, – она вытянула вперед остроносую красную туфлю и показала Журавушкину еще одно свое сокровище: ногу.
«Не удивительно, когда юбка едва прикрывает трусы!» – подумал Журавушкин, который в метро не спускался уже много лет, но догадывался о том, что Кристина там смотрится неорганично.
– Это Настя подбила вас сделать пластику? – спросил он, когда Кристина в мгновение ока влила в себя «Манхэттен».
– Какую пластику? Ах, это… – она машинально поправила уехавшую левую грудь. – Я и так отдала последнее. На что хватило, так и сделали. Ей-то повезло. Она продержалась почти год, а меня вышибли сразу.
– Значит, вы познакомились на реалити-шоу?
– Там, – она с тоской посмотрела на пустой бокал.
Журавушкин понял и кивнул официанту:
– Повторите. Значит, Насте повезло?
– Один случай на тысячу. А если учесть, что она подцепила Ромашова, то на миллион. Не удивительно, что Настя в Андрюшу так вцепилась. Она сказала, что это ее билет в рай. Она была очень умная, – с завистью сказала Кристина. – Я все делала, как она. Пыталась. Мы перезванивались, и она постоянно хвасталась своими успехами. А я… Я пыталась ей подражать. Вставила импланты, нарастила ресницы, покрасила волосы, – Кристина тряхнула выбеленными кудрями. – Но все бестолку. А ей уже и хвастаться стало не надо: я и так все видела. И все видели. Потому что она была везде. Стейси Стюарт! Кто бы мог подумать! Вы бы ее видели, когда она приехала в Москву! Впервые мы встретились на кастинге. Она сжала мою руку и в ужасе шептала: «Я боюсь…»
– Как же ей удалось пройти такой жесткий отбор?
– Она просто разделась.
– Не понял?
– Надо было доказать, что ты без комплексов, и Настя, ни секунды не думая, сняла с себя все, даже нижнее белье. Правда, тогда смотреть еще было не на что, но быстрота, с которой она это сделала, всех поразила. И ее взяли. Она потом сказала мне, что сделала это от страха. Чтобы ее побыстрее отпустили. А потом…
– Потом она от страха избила в прямом эфире свою соперницу.
– Это была я… – хихикнула Кристина.
– Что?!
– А что? Это же все неправда. Там вообще серьезных мужиков нет. Они все по ту сторону экрана. Сидят, смотрят. Оценивают. А все, что матерится и спаривается в прямом эфире, – живое мясо. Я поставила на жалость, и ошиблась. Дала ей себя побить, ну так, слегка, думала, ее после этого вышибут, а меня пожалеют и оставят. А получилось наоборот. Стервам нынче живется проще, – усмехнулась Кристина, допив очередной «Манхэттен». – Настя пошла дальше. Ей предложили роль. Хоть маленькую, но – Роль! И там она встретилась с Ромашовым. Она с таким восторгом рассказывала о его доме!
– Да, дом хороший, – кивнул Журавушкин. Под «Манхэттен» дело пошло веселее, поэтому он заказал еще один. Кристина ломаться не стала.
– Она ведь выросла в хибаре с дощатым полом, – продолжила девушка рассказ о Настиных подвигах. – Дом стоял прямо на земле, без всякого фундамента, поэтому полы были ледяные, а уголь Настина мать экономила. Ведь он такой дорогой. Но не переезжала, потому что дом находился рядом с рынком. Это считалось в их городке настоящим шиком! Там ведь почти все живут торговлей. Настина мать с утра уходила на рынок, стояла там в любую погоду, в мороз, под дождем. Приходила, чуть живая, выпивала водки и отрубалась. Она постоянно застужалась, и Настя колола ей обезболивающее, чтобы утром она снова могла выйти на работу. Настя говорит, что по ночам мать кричала от боли. Это был настоящий ад! Может, потому Настя и стала такой? Говорила мне: «Я ни за что туда не вернусь!» Хотя, матери она купила квартиру, когда стала знаменитой. Со всеми удобствами, с отоплением, с горячей водой и сортиром. Уговорила-таки переехать.
