И Георгий начал читать, с трудом разбирая почерк деда:
«…Расшифровка этих надписей – несомненно, самое важное, что я сделал в своей жизни. Однако то, что я прочел на Пятой скрижали, заставляет задуматься, можно ли кому-то доверить эту информацию. На всякий случай я оставлю ее текст и свои комментарии подвыпившему танцору, которому не нужна никакая обувь. Мне всегда хотелось потянуть его за бороду, особенно в детстве. Помню, как я дважды потянул ее справа налево, а потом наоборот. Он тогда очень удивился и чуть не откусил мой палец. Надеюсь, что этого достаточно, ведь тайна Пятой скрижали не должна быть похоронена навсегда».
– И что, по-твоему, значит весь этот бред? – удивленно спросила Марина, когда Георгий замолчал.
– Сам не пойму, – ответил тот. – Но меня не оставляет чувство, что в этой записи скрыт какой-то важный смысл.
– А вообще, – проговорила Марина осторожно, – извини меня, но у твоего деда в конце жизни все было в порядке с головой?
– Еще как! – не задумываясь, ответил Георгий. – Он мог любому молодому дать сто очков вперед!
– Ну, не знаю… как-то странно все это звучит… какой-то пьяный бородатый танцор…
– У меня такое чувство… – неуверенно проговорил Георгий, – такое чувство, что разгадка у меня перед самым носом… поэтому я хотел показать эту надпись тебе, думал, что свежий взгляд поможет тебе догадаться, в чем тут дело.
– Ну, уж если ты не смог понять, что имел в виду твой дед, где уж мне! Я же его вообще в глаза не видела. Тем более, когда я голодная, я плохо соображаю…
– Ой, извини! – спохватился Георгий. – Я же тебя так и не покормил… обрушился на тебя со своими загадками, а ты умираешь с голоду… пойдем на кухню, если не возражаешь…
– Ничуть не возражаю!
Они отправились на кухню.
С тех пор как Марина была здесь последний раз, Георгий успел навести на кухне порядок, отчего стало гораздо светлее и даже, кажется, еще просторнее. Кухня в квартире Георгия была под стать остальным комнатам – такая большая, что в ней вполне поместилась бы вся Маринина квартира. Ну не вся, так половина. Значительную часть этой кухни занимал огромный старинный буфет, густо покрытый тонкой изящной резьбой – резные цветы и фрукты, стада овечек и танцующие фигурки. Теперь резьба была аккуратно вычищена, не было на ней ни пылинки, так что Марина уверилась, что Георгий не сам наводил здесь порядок, нанял уборщицу.
Марина села за стол. За него вполне можно было усадить десять человек. Кроме того, стол был очень прочный, он опирался на толстые дубовые ножки в форме звериных лап.
Имелись в этой кухне и приметы нового времени: большой холодильник, микроволновая печь и вполне современная электрическая плита, сегодня вымытая до блеска.
Георгий открыл холодильник, достал оттуда ветчину, масло, сыр, маринованные огурчики, положил все это на стол, вынул из хлебницы свежий итальянский хлеб.
Марина почувствовала зверский голод, сделала себе большой бутерброд и откусила от него чуть ли не половину.
Георгий заправил кофеварку.
– Кофе ты будешь с молоком?
Марина не ответила, и он удивленно повернулся к ней.
Она сидела, отложив недоеденный бутерброд и уставившись на стенку буфета.
– Пьяный танцор, которому не нужна обувь! – проговорила Марина странным тихим голосом.
– Что? – переспросил Георгий. – О чем ты?
– Да вот же он! – Марина ткнула пальцем в одну из украшавших буфет резных фигурок.
Георгий проследил за ее взглядом.
На стенке буфета был искусно вырезан хоровод танцующих нимф. Среди них был сатир, или фавн, – ухмыляющийся деревянный божок с козлиной бородкой и маленькими копытцами на ногах.
– Вот уж кому точно не нужны ботинки! – повторила Марина. – Это о нем написал твой дед!
– Господи, ты права! – радостно воскликнул Георгий. – Конечно, пьяный танцор – это сатир! Я же чувствовал, что разгадка у меня под носом! Но я настолько привык к этому буфету, что перестал его замечать и не понял, о чем писал дед! А ты, со своим свежим взглядом, сразу поняла, в чем дело! Какая же ты умница!
Он посмотрел на нее с нежностью, выбежал из кухни и через минуту вернулся с тетрадью деда.
– Так… что здесь написано… дважды потянуть бороду справа налево, а потом наоборот…
Георгий дважды потянул козлиную бородку фавна справа налево, потом один раз – слева направо. Внутри буфета что-то негромко скрипнуло, и деревянная фигурка открыла рот. При этом выражение лица сатира стало удивленным. Впрочем, ничего больше не произошло.
– Ну да, как там и сказано, он очень удивился, – задумчиво проговорила Марина.
– А что делать дальше?
– Ну-ка, прочитай еще раз, что написал твой дед…
Георгий снова открыл заветную тетрадь.
«…дважды потянул ее справа налево, а потом наоборот. Он тогда очень удивился и чуть не откусил мой палец…»
– Чуть не откусил палец! – повторила Марина. – Значит, твой дед сунул палец в открытый рот сатира. Наверное, и нам нужно это сделать, только на твоем месте я использовала бы не палец, а что-нибудь другое, что не так жалко…
– Да вот хоть это! – Георгий взял со стола карандаш и ткнул в открытый рот деревянной фигурки.
Видимо, при этом он нажал на потайную пружину и привел в действие скрытый внутри буфета механизм. Рот сатира с громким щелчком закрылся, едва не откусив кончик карандаша, а стенка буфета отодвинулась в сторону, открыв небольшой тайник.
– Здорово! – восхитилась Марина. – Обожаю старинную мебель, она всегда таит в себе столько загадок! Ну, и что там, внутри?
Георгий осторожно запустил руку в тайник и вынул из него стопку листков, исписанных ровным аккуратным почерком.
– Это все? – спросила Марина с легким разочарованием. – Только исписанные бумажки? Никаких древних украшений? Никаких таинственных артефактов?
– Больше ничего нет, – проговорил Георгий, тщательно обшарив тайник. – Но я думаю, что дед не зря спрятал здесь эти листки. Он считал, что они очень важны, важнее всего остального, что было в его квартире. Ведь он не положил в тайник ни деньги, ни драгоценности, ни старинные редкости, а только эти записки!
– Ну так прочитай, что он там написал! – нетерпеливо потребовала Марина.
Георгий расчистил место на столе, тщательно протер его, разложил перед собой листки и начал читать:
«Я, Георгий Успенский, нашел и расшифровал эту древнюю запись во время раскопок на острове Дильмун. Эта запись, которую я назвал Пятой скрижалью, несомненно, проливает яркий свет на историю шумерской цивилизации, а вместе с тем – на древнейшую историю всего человечества. К сожалению, из-за зависти и косности моих коллег мне не удалось продолжить раскопки, и все, чем я располагаю, – фотография каменной плиты с древней надписью. Я имею основания полагать, что это – самая древняя надпись, сохранившаяся до наших дней. Надеюсь, что со временем историческая справедливость восторжествует, моя расшифровка будет по достоинству оценена, а Пятая скрижаль займет свое законное место в ряду выдающихся памятников древнего человечества».
