Ее косноязычие, которое Надя прежде старалась не замечать, сейчас начало раздражать. А подруга продолжала улыбаться.
– Саша рассчитывает к тебе вернуться?
– Не знаю, на что он рассчитывает, но у меня другие планы на жизнь.
– Вот и правильно. Зачем он тебе?
Таня наполнила чаем еще одну кружку.
– Может, мне за него замуж выйти? Что мужику одному кантоваться? Ты извини, но мы с ним все-таки не посторонние друг другу люди.
– А как же вице-губернатор?
Бровкина задумалась. Наконец ответила:
– Одно другому не мешает. Хотя ты права: надо будет в самое ближайшее время определяться, кого брать в мужья, а кого в любовники.
«А подруга ли она мне? – подумала вдруг Надя. – Вероятно, да, раз и эта глупость меня не тронула. Других близких знакомых у меня нет, и у нее, скорее всего, тоже. Она не очень умна, необразованна, но зато говорит то, что думает. С ней проще, чем с людьми, от которых не знаешь, чего ожидать».
Надя с Татьяной ехали в такси, когда по радио стали передавать городские новости. Начали с громкого убийства, сообщили, что потрясена не только вся городская администрация, но и все жители города…
– Ага, – прокомментировал высказывание пожилой водитель, – особенно я потрясен, что только одного замочили. Всех их, гадов, надо к стенке ставить. Сейчас если кого убьют, то никто и не сомневается, за что. Наворовали, простых людей без штанов оставили, а теперь красть больше не у кого, вот и тащат друг у друга. Помню, давным-давно, когда только перестройка началась, говорили: «Сначала перестройка, затем перестрелка, а потом перекличка». Все так и получилось. И этого тоже не просто так грохнули.
– Вы ж не знали этого человека, а такое на него наговариваете! – возмутилась Бровкина.
– Вы, что ли, были с ним знакомы? В какой стране живете, девушка? Я не знаю, может, у вас все в шоколаде, но всем остальным абсолютно все равно, кого там еще убили: их мочат-мочат, а ничего не меняется…
Татьяна было открыла рот, чтобы сказать водителю что-нибудь очень обидное, но решила промолчать. Обернулась к Наде за поддержкой, а та смотрела в окно.
– Когда перестройка началась, я как раз институт закончил, – продолжал водитель, – и вместе со всеми думал, что вот-вот все переменится. Потом начались съезды народных депутатов, по ночам показывали записи выступлений без купюр – мы с женой смотрели от начала и до конца, как все. «Теперь-то уж совсем скоро перемены», – считали. И дождались. Мне пятьдесят пять в этом году исполнится. И что? Никаких перспектив, баранку кручу. Кому теперь конструкторы спецтехники нужны…
В сумочке зазвонил мобильник. Надя достала его, посмотрела на номер вызывающего и не смогла понять, кто это.
– Слушаю вас, – шепнула она в трубку.
– Здравствуйте, – произнес незнакомый мужской голос. – Мое имя Томас Линдмарк, у меня к вам очень важное дело, и нам необходимо увидеться срочно. Весьма срочно, да.
– Я очень занята сегодня, и…
Тут Надя поняла, что не должна ничего объяснять, потому что совершенно не знает собеседника, а человек даже не пытается объяснить причину встречи.
Но тут иностранец продолжил:
– Дело в том, что я инспектор Интерпола и занимаюсь борьбой с незаконным обращением исторических и культурных ценностей. При встрече готов подтвердить свои полномочия. Если вы откажетесь общаться со мной, то мне придется обратиться в российское представительство нашей организации. Только у них другие методы работы – не такие гуманные, что весьма печально.
– Но я…
Надежда не договорила, потому что вдруг догадалась: инспектор Интерпола явно хочет повести речь о картине Ван Гога.
– Может быть, через пару дней встретимся?
– Никак нельзя, нет. Я прибыл сюда специально по этому вопросу, который касается предмета, известного вам как картина «Кушатели картошки».
– О чем вы хотите побеседовать?
– Буду объяснять вам при встрече. Очень прошу, не надо откладывать.
– Тогда сегодня вечером. Где мы можем увидеться?
– Только у вас дома, так как мне надо увидеть сам предмет, чтобы говорить.
– Тогда я постараюсь вернуться к семи. Запишите адрес…
– Я знаю, где вы живете, и приду в девятнадцать часов ровно.
Надя положила аппарат в сумочку.
Бровкина в тот момент с ненавистью следила за дорогой, поскольку таксист что-то рассказывал, не беспокоясь, слушают его или нет.
– Он такой же был, как и остальные студенты. Пиво пил со всеми, деньги занимал до стипендии, а когда совсем туго было, ходил по комнатам общаги – если где-то обедали, то и его приглашали. Ко мне домой приезжал, с родителями моими общался, за стол, естественно, его сажали. А теперь он какой-то мелкий чиновник. Мелкий не мелкий, но его на «Мерседесе» возят. Как-то на заправке смотрю – сидит. Водитель заправляет машину, а он в окошко приспущенное смотрит, солнышком любуется. Я мимо прохожу. «Семен, не Семен», – думаю. А он, раз, и голову отвернул – значит, точно не ошибся, он. «Шлыков? – спрашиваю. – Ты, что ли, Сенька?» Он, гад, и не вышел из своего служебного «мерса». Только руку из окошка протянул – типа, здравствуйте, что надо? Даже не спросил, что у меня и как. Шофер сел в машину, а Семен ему говорит: «Езжай, и так уже опаздываем!» И окошко закрыл. Я потом сокурсникам бывшим позвонил и спросил, чем он занимается, так никто не знает. Слышали только, будто при власти каким-то прихлебалой.
– В комитете по инвестициям, кажется, есть сотрудник по фамилии Шлыков, – вспомнила Татьяна.
Но таксист промолчал.
Машина подъехала к зданию, где размещалась редакция. Перед тем как выйти и попрощаться с подругой, Надя полезла в сумочку за деньгами. Но Бровкина остановила ее:
– Я рассчитаюсь. А ты в другой раз.
Однако Надежда все же протянула ей деньги, и Татьяна тут же взяла их, напоследок спросив:
– Так у тебя никаких видов на Сашку нет?
День, как и предыдущий, оказался суматошным. И все-таки Надя несколько раз вспоминала разговор с инспектором Интерпола, пытаясь понять, зачем она ему понадобилась.
Глава 3
Оставив «Ренджровер» на охраняемой парковке, Холмогоров направился к дому Горелова, размышляя о том, что, вероятно, следует перебраться в более комфортабельное жилье. С теснотой и духотой еще можно было мириться, но то, что Васька каждый вечер приносит с десяток бутылок дешевого пива и предлагает посидеть-поговорить, сильно раздражало. Хлестать пиво и трепаться о проблемах киноиндустрии, в которой оба разбирались мало, не хотелось.
К тому же накануне Горелов вызвонил свою знакомую, попросив прихватить подругу посимпатичнее. Но та или не поняла, или посчитала, что симпатичных подруг у нее нет, короче, приехала одна. Вошла, увидела Холмогорова и растерялась. Поскакала в ванную, откуда вышла через полчаса в новой боевой раскраске. Саша сел только из вежливости за стол, на котором стояло все то же пиво. Причем гостья, словно не замечая стоящего перед ней узкого бокала с эмблемой завода «Гамбринус», хлестала его прямо из бутылки. Из вежливости же он выпил пару бокалов, съел бутерброд с семгой и удалился в свою каморку. Некоторое время лежал, слыша обрывки фраз, доносящиеся из-за стены, думал о том, что с ним случилось, вспоминал Надю и как-то незаметно для себя заснул. Впрочем, люди всегда засыпают незаметно, иногда даже в мгновенья, когда этого делать нельзя…
