Что происходит на жилплощади Полуянова?! И что теперь делать? Бежать к участковому? Или прежде посоветоваться с Димкой?
Но продумать тактику она не успела — за спиной тяжело охнул лифт, прозвенело ругательство, и Надежда в изумлении увидела, как жиличка самолично волочет по коридору огромную, литров на десять, емкость, типа большого ведра, а на боку бадьи горят красным цветом угрожающие буквы: «СЕЛИТРА».
Надя в ужасе отступила. Однако дамочка нисколько не смутилась. Наоборот, хмуро взглянула на девушку и возмущенно проговорила:
— Вы почему без предупреждения приезжаете?!
— Что тут у вас… — начала было Надя.
Но жиличка уже спиной к ней повернулась, отперла квартиру, затолкала туда ведро с селитрой, да еще и дверь попыталась захлопнуть перед Надиным носом:
— Мы с вами на сегодня не договаривались! А незваный гость, сами знаете, хуже татарина!
«Иногда нужно просто дать в глаз!» — вспомнила Надя совет Полуянова и, решительно рванув на себя дверь, оттолкнула арендаторшу.
Опасливо обошла емкость с селитрой, кинулась в комнату и застыла на пороге как вкопанная. Прямо посередине — где раньше стоял обеденный стол — ряды заполненных землей мешков. Много, не меньше пятидесяти. Угрожающе возвышались с десяток больничных капельниц, и из каждой в почву стекала какая-то подозрительная жидкость. А в маслянистом, сочном черноземе отчетливо виднелись слабенькие темно-зеленые ростки.
— Ч-что это? — в ужасе выдохнула Митрофанова.
— Клубника, — буркнула арендаторша, как-то сразу поутратив свой пыл.
— Что?! — Надя никак не могла прийти в себя.
— Фрукт, блин! То есть ягода! Доход от сорока тысяч в месяц пообещали! — Тетка устало опустилась на пол, облокотилась на один из мешков и, с тоской глядя на Надю, вздохнула: — Но набрехали, похоже. Эту клубнику, так ее растак, пока вырастишь, с ума сбрендишь. Свет, оказывается, надо какой-то специальный, опылять ее, удобрять. Один расход. Так что, прошу пардон, за аренду в этом месяце я только половину заплачу. Все на развитие производства ушло, — не удержавшись, ухмыльнулась она.
— Вы с ума сошли! — наконец заговорила Надя. — Немедленно, слышите, немедленно! — вывозите отсюда всю эту дрянь! И сами съезжайте! Чтоб с завтрашнего дня вашего духу тут не было!
— Да? — окрысилась дама. — А кто мне затраты компенсирует?! Мешки, почва, дренажная система, удобрения?!
— Да вы бы лучше… для мозгов себе удобрения купили, — тоже взвилась Митрофанова. — Как только в голову могло прийти?! В московской квартире, прямо на полу — огород разводить?!
— Но жить ведь как-то надо, — примирительно произнесла жиличка. — Это вам, москвичам, хорошо: сдаете себе недвижимость в аренду да жируете. — И посмотрела осуждающе, будто самолично Надя во всех ее бедах виновата.
Жаль непутевую. Да и клубнику, едва выползшую из земли, тоже. Но другого выхода не было: предприимчивую даму надо немедленно гнать, а плантацию — уничтожать. Ох, непросто будет…
И такая вдруг злость накатила! Почему она должна разбираться с недвижимостью Полуянова, в то время как ее законный хозяин расслабляется после трудового дня, причем в ее квартире? И ест отбивные гриль, которые Надя вчера приготовила!
Очень хотелось немедленно позвонить сердечному другу и закатить ему скандал. Впрочем, ладно. Поругаться они и дома успеют.
Дмитрию Полуянову предстоял одинокий вечер на диване. Когда-то — лет в восемнадцать! — праздное времяпрепровождение перед телевизором он презирал. Но сейчас — старость, что ли, подкралась? — предвкушал его почти с удовольствием. Как разогреет сготовленные Надюшкой отбивные с овощами гриль, прихватит из холодильника ледяное пивко — и развалится перед зомбоящиком. Митрофанова что-то еще там пищала про салат, который надо заправить, и жюльенчик, но Дима, пока нарезал вокруг дома круги (с парковкой, как обычно, беда), решил: он ограничится основным блюдом. А излишествами пусть его Надюха кормит. Когда вернется.
Представил сердитое личико Митрофановой, ее возмущенный, немного учительский голосок: «Ну, Дима-а! Совсем, что ли, ребенок, все тебе подать-принести надо?» Хмыкнул. На самом деле Полуянов (зря, что ли, столько лет холостяковал?) готовил недурственно. И полы умел мыть (в армии натаскали!). Но смысл: крушить гендерную модель? Как-то изначально у них с Надюхой повелось: он — глава и кормилец. А она — хлопает над ним крылышками, обеспечивает уют. Вот и пусть колдует над своими сковородочками-подушками-занавесочками.
Тем более что Митрофанова хранить очаг обожает. И даже слишком, на его взгляд, усердствует. Пока Дима Надежду лишь навещал — ночевал в неделю несколько раз, а остальное время проводил в своем холостяцком логове — ему, в целом нравились безупречная чистота, кружевные салфетки и даже пять подушек, по линеечке расставленных на диване.
Но теперь, когда они уже больше года живут вместе, Полуянову стало хотеться взорвать царивший в квартире Митрофановой махровый социализм. Одна старомодная «стенка» (еще от Надиной мамы осталась) чего стоит! А хрусталь, гордо выставленный напоказ за стеклянною дверцей «горки»? Спасибо, хотя бы уговорил подругу ковер со стены снять.
А более серьезные инновации Надежда производить отказывалась. Да и не помогут здесь полумеры. Надо всю мебель — на свалку, а потом полный ремонт. Но вкладываться в малогабаритную «двушку»? Да еще в ветхом панельном доме?! Кухня — крошечная, подъезд — загаженный, трубы ржавые. Машину поставить некуда. Вон, опять пришлось почти пятнадцать минут колесить, прежде чем втиснулся.
Желудок совсем подвело. Полуянов решил, что ужин даже разогревать не будет, съест холодное мясо с холодными же овощами гриль — очень по-буржуазному.
Он торопливо отомкнул дверь — и отшатнулся. Полы почему-то влажные, воздух тяжелый, словно в парилке. Но самое поразительное: Надькин дряхлый пес Родион (избалованная, очень толстая такса) встретил его отчаянным скулежом — и откуда! Пес сидел на довольно высокой — метр, не меньше! — тумбочке для обуви, хотя обычно и по ступенькам лапы еле-еле передвигает. Как он туда забрался?
— Что здесь произошло, Родион? — строго спросил Дима.
— Ву-у-у-у! — жалобно отозвалась псина, мотнула головой в сторону кухни и посмотрела на него с неприкрытым сочувствием.
Полуянов, не разуваясь, двинулся туда. По пути заглянул в ванную комнату. А там — елочки зеленые! — совсем уж удушающая жара и по щиколотку воды, от которой поднимался пар и в которой, будто айсберги, плавали яблочный огрызок, его любимый Пушкин 1911 года издания и трубка городского телефона. Первым делом Полуянов бросился к книжному раритету — но Александра Сергеевича с прихотливыми «ятями» было уже не спасти. Дернул же лукавый вчера вечером взять с собой в ванную антикварную книгу! И Надька тоже хороша, не могла с утра убрать!!!
Дима метнулся в кухню — та тоже оказалась затоплена. Проверил обе комнаты — здесь полы были только чуть мокрые, но паркет все равно успел вздуться, а обои — отклеиться. И жара, жара — несомненно, прорвало трубу именно с горячей водой. А где? Ага, вот. В туалете. В месте стыка практически разошлась. Дырища огромная. Ничего себе, отсюда хлестало! Пока, видно, во всем доме воду не перекрыли.
