Черная жижа приняла неподъемную тушу, аппетитно чавкнула. Золотой застонал.
Полуянов вытащил из внутреннего кармана планшетник. Нашел нужное изображение, увеличил. И, едва фотограф распахнул мутные еще глаза, сунул гаджет ему в лицо:
— Узнаешь?
Золотой отпрянул.
Дима снова врезал ему под подбородок, на сей раз совсем не сильно:
— Я задал тебе вопрос!
Золотой взглянул затравленно, залепетал:
— Ну, кто ж его не знает…
— Фамилию мне скажи!
— Ну, этот, как его, полномочный, представительный, с-сенатор…
— Ответ неверный, — поморщился Дима. — Для тебя он уж точно не просто сенатор.
И предъявил жиртресту следующее изображение: тот же мужчина, на сей раз в венецианской маске, но обнаженный по пояс. На яхте, в спущенных штанах, с перекошенным в экстазе лицом.
— Что это? Что за гадость? Убери! Я… я не понимаю, зачем ты мне это показываешь… — тоненько, по-женски заблеял фотограф.
— Все, Золотой, прекрати концерт! У меня есть полная запись. Полная, понимаешь. А начинается она с того, как на пристань приезжает некий «Мерседес». Ты, правда, решил в шпионов поиграть. Номер заклеил стикером дешевеньким, в Интернете, наверное, купил. Но не верь рекламе. Не скрывают ничего эти наклеечки. Вот, посмотри. Здесь твой номер. Именно твой. Ошибки быть не может.
И предъявил следующую фотографию.
— Да и лица можно разглядеть. Посмотри сам. За рулем — ты. Справа — сенатор.
— Фальшивка, — продолжал упорствовать фотограф.
Но Полуянов спокойно продолжал блефовать:
— И пристань я нашел, откуда ваша яхта отправлялась. Сторож, врать не буду, не колется. Но зато лесник обнаружился. Он и номер вспомнил, и тебя узнал. И рассказал, что ты все лето сюда людей возил. Примерно раз в месяц. А где-то за полчаса до тебя приезжала еще одна машина. За рулем — молодой парень, пассажиркой — женщина. Мулатка.
Фотограф молчал.
— Что теперь делать-то будешь, Золотой? — сочувственно проговорил Дима. — Юрий Черкашин мертв. Изабель — вышла из строя. Накрылся твой бизнес? Или у тебя другие исполнители есть?
Фотограф, лежавший в черной луже, являл собой прежалкое зрелище, но сдаваться не собирался.
— Я ничего тебе не скажу, — сурово и твердо произнес он.
— И зря, Георгий Васильевич, очень зря. Вы ведь поняли уже, что я — не полицейский, я — журналюга, жареные факты люблю. Ох и заработаю на этом видео! Вам оно, конечно, может, и ничего, только на улучшение имиджа, а вот сенатор наш, богатый, влиятельный защитник сирых, убогих, уж точно вам этого не простит. Вы, возможно, не знаете, но в наших кругах хорошо известно, — понизил голос до интимного шепота Полуянов, — человечек этот непотопляемый много скандалов пережил, переживет и этот. А вот вы точно будете валяться в лесу, в такой же луже — только с дыркой в башке.
— Ай, не говори ерунды, — фыркнул Золотой. — Чего мы такого страшного в конце концов делали? Обычная забава. В Таиланде сплошь и рядом подобное устраивают, всего-то за пятьсот долларов. Отцы в паре с дочерьми работают, сестры — с братьями. Что только не придумают мужики, чтобы хоть как-то свою половую жизнь разнообразить.
— Угу, — хмыкнул Полуянов. — Только больше половины несчастных девушек откачать после такой забавы не удается. И они умирают.
— Ну, Изабель это не грозило, — заверил фотограф. — Она тренированная, легкие развиты прекрасно, специально ее выбирали — можно сказать, по конкурсу. И работать согласилась добровольно. Никто ее на аркане не тянул!
— Ну конечно, — кивнул Дима. — А наш сенатор — прекрасный семьянин и отец. И вообще защитник детей.
— Слушай, чего ты хочешь? Денег?
— Нет, Георгий Васильевич, — покачал головой Полуянов. — Я хочу правды. Я уже понял: вы хотели руками Стекловой отомстить за смерть Черкашина-старшего. Но как вы уговорили ее на весь этот бред? На фотографию мертвой тренерши, рыбок, манекен? На встречу в бассейне, наконец?!
— Дим, ну, Ирка ведь больная на всю голову была. На таких влиять — дело совсем не хитрое. К тому же она мне свою сагу, как Изабель ее жизнь в щепы разрушила, сто раз рассказывала. Я и подумал: грех не использовать старую ненависть. И Черкашину-младшему, бедняге умственно отсталому, потрафить, и самому развлечься. Вот и стал масло в огонь подливать. Планомерно. Каждый день. Ирка ведь — будто воск. Песня такая была, не помню чья. «Ты всегда принимаешь форму того, с кем ты!» Вот я и наполнял Ирину тем, чем хотел — ненавистью. Убеждал: как только она отомстит — вся ее жизнь сразу новыми красками заиграет. Но даже я, — тяжко вздохнул Золотой, — не представлял, в какую благодатную почву упадут зерна. Ты говоришь: неулептил. Ну да, давал лекарство. Чтоб волю ей подавить. Но Ирка — она и без всякого неулептила безумная. Начала совсем с мелочей. Какой-то вирус отправила в компьютер Истоминой, чтобы тот вместо заставки с рыбками похороны показывал. Но дальше — такие дела творить начала! Ты только представь! Я специально подстроил ей встречу с Изабель, дамочки почирикали. Изабель, как водится, хвастаться начала: мол, салон красоты открываю, а фитнес у меня будет вести не какая-нибудь девочка безвестная, а сама Валерия Наконечная, великий тренер. И представляешь, что эта идиотка Стеклова сделала? Отправилась к той тренерше в гости. Она ведь ее тоже знала — по спортивным, старым делам. Чаек, тортик, болтовня за жизнь, за прошлые успехи. Ночью бабусе вдруг становится плохо. «Скорая», инфаркт, до больницы не довезли. А Ирина хохотала: «Хорошо у нас в стране! Клофелин — повсюду, и без рецепта. А бабе Лере давно на тот свет пора было». Я, признаться, сначала и не понял, в чем ее замысел. Когда же Ирка мне похвасталась, как съездила в морг, договорилась с санитарами, сняла post-mortem, отправила фотографии Изабель, опешил, конечно. Но виду не подал, в лицо ей рассмеялся. Говорю: «Заход, конечно, интересный. Но слишком по-женски. Издалека». Но Ирина уверенно оборвала меня: «Я лучше тебя знаю, как Лизку извести».
Дня через два у меня в особняке состоялся большой прием. На него приехала и Изабель. Дамы снова встретились, поболтали. Вдруг Ирка примчалась, вызвала меня в спальню, потребовала:
— Обязательно сегодня черномазую отсюда отправь!
— Куда? — опешил я.
— В офис!
— Почему в офис?
— Господи, да она сама сказала! Дома покупатели квартиры ночуют — а у нее, если что, кушетка в офисе есть. Вот и сделай так, чтобы она туда умотала!
Я тогда ничего не понял, но просьбу выполнил, мне не жалко. Сделал так, что Изабель уехала.
А утром Ирка явилась, довольная такая. Хвастается: «Все, как я планировала, так и вышло. Она ночевать в офис потащилась. А я туда приехала раньше. Замочек — дрянной, шпилькой вскрыла его в два счета. Ну, и покуражилась от души!»
— Знаю я, что там было, — вздохнул Полуянов. — И про манекен знаю. Только откуда Ирина выяснила, во сколько Изабель в тот день из дома выходить будет?
