— Вы по-прежнему работаете на капитана?
— О да.
— Кажется, я припоминаю — вы что-то говорили о пушках.
— Во флоте их называют не пушками, а орудиями.
— Правда? Я не знала, что есть разница. А кто называет? Разве вы сами не во флоте?
— Нет. Я штатский. Но отчитываюсь перед капитаном Фальконером.
— Он кажется очень приятным человеком.
Лейквуд улыбнулся. «Приятный» — не первое определение, которое приходит в голову, когда думаешь о капитане Фальконере. Скорее одержимый, требовательный, грозный — вот это ближе.
— Кто-то говорил мне, что он способен вдохновить.
— Да, это верно.
Кэтрин сказала:
— Пытаюсь вспомнить, от кого я это услышала. Этот человек очень красив и, кажется, старше вас.
Лейквуд почувствовал укол ревности. Кэтрин Ди говорила о Роне Уиллере, звезде испытательной торпедной станции в Ньюпорте, в которого влюблялись все девушки.
— Большинство их старше меня, — ответил он, надеясь увести разговор от этого красавца.
Кэтрин успокоила его теплой улыбкой.
— Ну, кто бы он ни был, я помню, что вас он назвал «вундеркиндом».
Лейквуд рассмеялся.
— Почему вы смеетесь? Капитан Фальконер тоже так говорил, а ведь он герой испано-американской войны. Вы юный гений?
— Нет! Я просто рано начал, вот и все. Это совершенно новая область. И я в ней с самого начала.
— Как пушки могут быть новыми? Пушки были всегда.
Лейквуд остановился и посмотрел ей в лицо.
— Это очень интересно. Нет, пушки были не всегда. Не такие, как сейчас. Нарезные орудия способны стрелять такими снарядами, о которых раньше нельзя было и мечтать. Да только вчера я был на броненосце в Сэнди-Хук…
— Вы были на броненосце?
— Конечно. Я постоянно на них бываю.
— Правда?
— На Атлантическом полигоне. Только на прошлой неделе офицер-артиллерист сказал мне: «Новый дредноут может отсюда стрелять по Йонкерсу».
Красивые глаза Кэтрин стали огромными.
— По Йонкерсу? Не знала. Я хочу сказать, что, когда в последний раз плыла в Нью-Йорк на «Лузитании», был ясный день, но Йонкерса с океана не видно.
«Лузитания»? — подумал Лейквуд. Она не только красива, но и богата.
— Ну, Йонкерс увидеть трудно, но в море корабли стреляют на такое расстояние. Сложно попасть в цель.
Они пошли дальше по узкой тропе, соприкасаясь плечами; он рассказывал ей, как изобретение бездымного пороха позволило корректировщикам видеть дальше, потому что корабль не окутан пороховым дымом.
— Корректировщики руководят огнем. Они по взрывам определяют, перелет или недолет. Вы, наверно, читали в газетах, что установка на корабле орудий одного калибра позволяет по огню одного орудия нацеливать все.
Она казалась более заинтересованной, чем можно было ожидать от красивой девушки, и слушала, широко открыв глаза, время от времени останавливаясь и глядя на него, как загипнотизированная.
Лейквуд продолжал говорить.
«Ничего секретного», — успокаивал он себя. Он ничего не сказал о новейших гироскопах, позволяющих постоянно удерживать цель и учитывать качку. Ничего об управлении огнем, о чем она не сможет прочесть в газетах. Он похвастал, что заинтересовался скалолазанием, когда поднимался на стофутовую ажурную мачту, которую создали во флоте, чтобы наблюдать далекие разрывы снарядов. Но он не сказал, что конструкторы мачты экспериментировали с легкими стальными трубами, позволяющими мачте выдерживать попадания снарядов. Он не сказал также, что на ажурных мачтах устанавливаются платформы для новейших дальномеров. Не упомянул и гидравлические установки, которые вместе с гироскопами поднимают орудийные стволы. И, разумеется, ни слова о Корпусе 44.
— Я совершенно запуталась, — сказала она с теплой улыбкой. — Может, вы поможете мне понять. Один мужчина сказал, что океанский лайнер гораздо больше дредноута. Он сказал, что водоизмещение «Лузитании» и «Мавритании» по 44 тысячи тонн, а военного корабля «Мичиган» — всего 16 тысяч.
— Лайнеры — это плавучие отели, — презрительно ответил Лейквуд. — А дредноуты — крепости.
— Но «Лузитания» и «Мавритания» быстроходнее дредноутов. Он назвал их «борзыми»…
— Что ж, если «Лузитания» и «Мавритания» — борзые, представьте, что дредноут — волк.
Она рассмеялась.
— Я поняла. И ваша работа — дать волку зубы.
— Моя работа, — гордо поправил Лейквуд, — точить эти зубы.
Она снова рассмеялась. И коснулась его руки.
— А чем же занят капитан Фальконер?
Гровер Лейквуд тщательно обдумал ответ. Каждый может прочесть в газетах официальную точку зрения. Ежедневно печатаются статьи обо всех аспектах гонки дредноутов: от расходов до вопросов национальной гордости, от описания спусков на воду до иностранных шпионов, окружающих Бруклинскую военно-морскую верфь и выдающих себя за журналистов.
— Капитан Фальконер — главный флотский инспектор стрельбы по мишеням. Он стал специалистом по артиллерии после битвы у Сантьяго. Хотя на Кубе мы потопили все испанские корабли, частота наших попаданий составила всего два процента. Капитан Фальконер поклялся улучшить этот показатель.
Впереди показался крутой склон горы Агар.
— Смотрите, — сказала Кэтрин. — Она полностью в нашем распоряжении. Кроме нас, никого. — Они остановились у подножия холма. — Разве тот сумасшедший, который покончил с собой, взорвав рояль, не был связан с дредноутами?
— Откуда вы это узнали? — спросил Лейквуд. Флот не допустил появления в газетах статей об этой трагедии; сообщалось только о взрыве на оружейном заводе.
— В Вашингтоне все об этом говорят, — ответила Кэтрин.
— Вы там живете?
— Гощу у подруги. А вы знали погибшего?
— Да, он был хороший человек, — ответил Лейквуд, глядя вверх и определяя маршрут. — Кстати, он тоже был на том пикнике на яхте.
— Не могу поверить, что я с ним встречалась.
— Очень печальная история… Ужасная потеря.
Кэтрин Ди оказалась искусным скалолазом. Лейквуд едва поспевал за ней. Новичок в этом деле, он заметил, что руки у нее очень сильные — она могла удерживать тяжесть своего тела на одной руке. И тогда, раскачиваясь, другой рукой дотянуться до следующей опоры.
— Вы карабкаетесь, как обезьяна.
— Не лучший комплимент. — Она сделала вид, что дуется, поджидая, пока он ее догонит. — Кому польстит сходство с обезьяной?
Лейквуд почел за благо промолчать. Когда они вскарабкались на восемьдесят футов и вершины деревьев остались далеко внизу, Кэтрин вдруг начала быстро подниматься.
