— Ларри Розания! Какая неожиданная встреча!
Вор драгоценностей оторвался от газеты, полной заголовков о приходе Великого белого флота в Сан-Франциско. Посмотрел поверх очков в золотой оправе и сделал вид, что не узнает рослого золотоволосого детектива в белом костюме. Манеры у него были покровительственные, голос надменный.
— Мы знакомы, сэр?
Белл без приглашения сел.
— В последний раз я слышал о вас, когда мои старые друзья Уолли Кисли и Мак Фултон надолго приготовили для вас квартиры в Синг-Синге.
При упоминании о друзьях Белла Розания перестал притворяться.
— Жаль было услышать об их смерти, Исаак. Интересные люди и отличные сыщики — миру не хватает и тех и других.
— Ценю эту мысль. Как вы выбрались? Проделали дыру в стене камеры?
— А вы не слышали? Меня помиловал губернатор. Хотите посмотреть?
— Очень хочу, — сказал Исаак Белл.
Вежливый медвежатник достал из кармана дорогой бумажник. Оттуда он извлек конверт, украшенный гербом с золотыми листьями, а из конверта — лист веленевой бумаги с именем губернатора штата Нью-Йорк на самом верху и именем самого Розании, разукрашенным так, словно его туда вписали старые монахи-миниатюристы.
— Предположим на мгновение, что это не подделка. Не возражаете, если я спрошу, чем вы это заслужили?
— Если я скажу, вы не поверите.
— А вы попробуйте.
— Когда мне было двенадцать лет, я перевел через улицу пожилую даму. Она оказалась матерью губернатора — тогда он еще не был губернатором. И не забыла мою доброту. Я же говорю: не поверите.
— Куда едете, Ларри?
— Конечно, вы уже просмотрели список пассажиров. И отлично знаете, что я еду в Сан-Франциско.
— Что вы собираетесь там взорвать?
— Я исправился, Исаак. Я больше не беру несгораемые шкафы.
— Чем бы вы ни занимались, получается у вас недурно, — заметил Белл. — Билет на этот поезд обходится недешево.
— Скажу вам правду, — сказал Розания, — хотя вы опять не поверите. Я встретил вдову, которая верит, что я пуп земли и центр мироздания. А поскольку она унаследовала больше денег, чем я могу украсть за всю жизнь, я ее не разубеждаю.
— Я могу сообщить начальнику поезда, что его сейф в безопасности?
— В безопасности, как дома. Преступления больше не окупаются. А как вы, Исаак? Направляетесь в контору в Чикаго?
— На самом деле я кое-кого ищу, — сказал Белл. — И бьюсь об заклад, что даже исправившийся медвежатник очень внимательно наблюдает за другими пассажирами роскошного поезда. Не заметили иностранцев, которые могли бы меня заинтересовать?
— Заметил нескольких. Один — в этом вагоне.
Розания кивком показал назад и понизил голос.
— Немец, притворяющийся коммивояжером. Если это так, то худшего коммивояжера я не видел.
— С негнущейся шеей, похож на прусского офицера? — Белл заметил Шефера еще когда входил в вагон. Немцу лет тридцать, он дорого одет, и от него исходит ощущение холодной, свирепой враждебности.
— Вы бы у него что-нибудь купили?
— Ничего такого, что мне не было бы нужно. Еще кто?
— Взгляните на подлизу-австралийца, продающего золотую шахту.
— Проводник тоже его заметил.
— Хорошего проводника поезда обмануть невозможно.
— Но на вас он даже не взглянул.
— Я вам сказал: я исправился.
— Ах да, я забыл, — улыбнулся Белл. Потом спросил: — Знаете импортера драгоценных камней по имени Эрхард Райкер?
— Герр Райкер. Вот уж с кем никогда не связывался.
— Почему?
— По той же причине, по какой мне и в голову бы не пришло взорвать сейф Джо Ван Дорна. У Райкера своя служба безопасности.
— Что еще вы о нем знаете?
— С моей прежней точки зрения, это все, что мне нужно было знать.
Белл встал.
— Рад был повидаться, Ларри.
Розания неожиданно смутился.
— Если не возражаете, меня теперь зовут Лоренс. Вдове нравится называть меня Лоренсом. Говорит, так красивее.
— Сколько лет вдове?
— Двадцать восемь, — самодовольно ответил Розания.
— Поздравляю.
Когда Белл уже уходил, Розания сказал ему вслед:
— Погодите минутку. — Он снова понизил голос. — Заметили китайцев? Их двое в поезде.
— И что китайцы?
— Я бы им не доверял.
— Мне сказали, что они ученики миссионеров.
Лоренс Розания мудро кивнул.
— Проповедник — это человек-невидимка. Когда я корчил из себя такого ученичка и пожилые дамы приглашали меня к себе домой, чтобы я познакомился с их племянницами и внучками, джентльмены, которым принадлежали дома, смотрели на меня — и не видели.
— Спасибо за помощь, — сказал Белл. Он решил, когда в Олбани поезд снова поменяет тягу, отправить телеграмму смотрителю Синг-Синга с советом пересчитать заключенных.
Он пошел назад через клубный вагон, разглядывая немца. Искусно сшитый европейский костюм хорошо скрывал мощную фигуру. Немец сидел прямо, как кавалерийский офицер.
— Добрый день, — кивнул Белл.
Герр Шефер ответил холодным враждебным взглядом, и Белл вспомнил, что говорил ему Арчи: подданные кайзера Вильгельма обязаны в поезде уступать место офицерам.
«Попробуй ты это здесь, — подумал Белл, — получил бы по морде. И от мужчин, и от женщин».
Он продолжал идти в хвост поезда через шесть пульмановских и купейных вагонов в обзорный вагон, где пассажиры пили коктейли, глядя, как заходящее солнце окрашивает небо над рекой Гудзон. Китайцы, ученики миссионеров, были одеты в одинаковые плохо сидящие черные костюмы, и у каждого бугор подле сердца указывал на присутствие библии. Они сидели с бородатым англичанином в твидовом костюме; Белл заключил, что это и есть их покровитель, журналист и романист Арнольд Беннет.
У Беннета были морщинистое лицо и могучее телосложение. Он показался Беллу моложе, чем он представлял себе, читая статью в «Харперз уикли». Он разглагольствовал перед восхищенными чикагскими дельцами, расписывая прелести путешествия по Соединенным Штатам, и у Белла сложилось впечатление, что он готовит материал для очередной статьи.
— Может ли человек гордо сказать: «Это лучший из поездов, и у меня в нем купе?»
Торговец с гулким голосом, похожим на голос Теда Уитмарка, жениха Дороти Ленгнер, провозгласил:
— Лучший в мире поезд, лучше просто не бывает!
— «Бродвей лимитед» тоже весьма приличный! — заметил его спутник.
