— Не бери в голову, — махнув рукой и улыбнувшись, заметил Беккер-младший. — Я понимаю, тебе трудно разобраться. Для тебя Вьюнец — чужой человек, а для нас он практически член семьи. В любой семье бывают как радости, так и ссоры, неприятности.
— Может быть, может быть… — вздохнула я. — Только мне этот, извиняюсь за выражение, тип определенно не нравится.
— Что ж, — ответил Виталька, — имеешь полное право на собственное мнение.
Невозможно вызывать симпатию у всех абсолютно. Каждый человек кому-то приятен, а кого-то по непонятной причине отталкивает. Но, поверь, я Олега Станиславовича знаю давно — вернее, это он меня знает с пеленок, — и в течение моей осознанной жизни оснований для недоверия он не вызвал ни разу.
— Тихо, — перебила я Витальку, услышав чьи-то шаги сквозь открытую форточку, — кто-то идет.
Я взялась за оружие и осторожно вдоль стены прокралась к окну. Беккер-младший тоже насторожился.
— Что? — кивнул он мне, когда я выглянула на улицу сквозь занавеску.
— Твоя мама, — вслух сказала я и села наместо.
Юлия Николаевна открывала замок своими ключами, но дверь не отворялась. Виталька очень постарался, заботясь о безопасности отца, закрыл дверь изнутри на довольно внушительный засов.
— Иду, — крикнул вспомнивший об этом Беккер-младший и бросился к входу.
— Здравствуй, — раздалось из коридора, а затем послышалось звонкое чмоканье: Виталька поцеловал мать в щеку.
— Как отец? — тихо спросила Юлия Николаевна, заглядывая в комнату и, увидев мирную картину, сама себе ответила:
— Слава богу, спит.
— Если бы ты знала, сколько дел он прокрутил за день, ты бы не радовалась так, — улыбаясь, заметил Виталька. — Это Женя ему «успокоиться» помогла.
— Извините, Женя, что не сразу поздоровалась, — обратилась ко мне Юлия Николаевна. — Добрый день.
— Ничего-ничего, — ответила я.
— Как его состояние? — поинтересовалась Виталькина мама.
— Опасений не вызывает, — сказала я, улыбнувшись и пожав плечами.
— Слава богу, — вздохнув, произнесла Юлия Николаевна, — а то я извелась вся.
И ведь не позвонишь никому, не узнаешь, что к чему. Не выдержала вот, наказ нарушила, он ведь велел до вечера не появляться. Разве это возможно в такой ситуации…
Я заметила на пальцах Юлии Николаевны совсем свежий маникюр, обратила внимание на аккуратно уложенные волосы и поняла, что все часы своего отсутствия она провела в каком-то салоне красоты.
— Вы обедали? — обратилась к нам Юлия Николаевна после некоторого молчания.
— У-у, — отрицательно промычал в ответ Виталька.
— Сейчас что-нибудь соображу, — отреагировала мать семейства, отправляясь на кухню.
Глава 8
— Ой, что это я, уснул, что ли? — воскликнул Беккер-старший, резко вскинув голову с подушки.
— Нет, это вам только кажется, — не скрывая иронии, позевывая, отозвалась я.
Довольно сытный обед, приготовленный заботливой Юлией Николаевной, разморил меня так, что глаза стали слипаться, и казалось даже, разноцветные сны начали кружиться возле головы. Я пыталась бороться с ними, периодически встряхивала головой, пощипывала себя за щеки, но чувствовала, что это мало помогает, пока, наконец, Валерий Павлович собственной персоной не нарушил мое полусладкое-полумучительное состояние.
— О-о-о… — тяжело вздохнул Беккер, взявшись обеими руками за голову. — Чугун, литой чугун…
— Вам не лучше? — спросила я.
— Когда человеку плохо, он не знает — лучше, не лучше. Плохо, и все. Башка трещит, плечо ноет…
— Валера! — воскликнула Юлия Николаевна, быстро спускаясь с лестницы.
— Т-ты чего? — от неожиданности вздрогнув, спросил он. — Ты уже вернулась?
— Да, — виновато покивала Юлия Николаевна. — Как ты?
— Нормально, — махнув рукой, ответил Беккер, косо посмотрев при этом на меня.
— Нормально, — подтвердила я, понимая, что Валерий Павлович намерен успокоить взволнованную супругу.
Все время после обеда Юлия Николаевна находилась в своей комнате, так же, как и Виталька. Я посоветовала им отдохнуть, уверив, что Валерию Павловичу сейчас их присутствие абсолютно ни к чему. Родственники пострадавшего сначала возражали, но усталость все же поборола чувство долга по отношению к главе семейства, и они отправились отдыхать, оставив меня в одиночестве сидеть возле клиента. Теперь же Юлия Николаевна выглядела растрепанной, так как, вероятнее всего, ложилась вздремнуть, а Виталька так и не вышел, наверное, уснув глубоко.
— Пойду в порядок себя приведу, — поправляя волосы, заметила супруга Беккера.
— Ступай, ступай, — ответил он, обрадованный избавлением от лишней заботы.
— Залежался я, — пожаловался он, когда мы вновь остались наедине. — Олегу, может, помощь нужна. Сделает он все как надо или нет? — спросил Беккер скорее самого себя, чем ожидая ответа от меня.
— Сделает, — заявила я. — Этот господин довольно хитер и себе на уме. Так что, поверьте: в вас он сейчас не нуждается!
— Что это ты так о нем? — удивленно спросил Валерий Павлович, вскинув голову и исподлобья глядя на меня.
— Да так… — нехотя откликнулась я.
— Ты что, его в чем-то подозреваешь? — выпучив глаза так, будто ему сообщили о наступлении конца света, спросил Беккер.
— Возможно… — неопределенно ответила я, хотя о подлинном моем мнении в этот момент нетрудно было догадаться.
— У тебя есть основания?
— Реальных — нет, но на чисто интуитивном, чувственном уровне они имеются.
— Засунь ты этот уровень знаешь куда? — потрясая в воздухе обеими руками, даже забыв о ране, неожиданно заорал вдруг Валерий Павлович, но, тут же опомнившись, сказал уже нормальным тоном:
— Олег Станиславович Вьюнец — тот единственный друг, на которого я в жизни могу опереться.
— Да-а? — иронично, даже с сарказмом протянула я. — А мне сегодня почему-то показалось, что он является тем, кто имеет непреодолимое желание свернуть вам по меньшей мере челюсть.
— Я не отрицаю: последнее время мы ссоримся. Но дрязги эти все по пустякам!
— А я считаю, что любая ссора оставляет след в душе человека, и если стычки случаются часто, то в душе накапливается что-то недоброе. И о заповеди «Возлюби ближнего своего» да еще кое о каких напрочь в такой ситуации забываешь.
— Не стану лгать, — краснея и еле сдерживая гнев, ответил на мои слова Беккер, — после каждой ссоры у меня на сердце остается тяжелый осадок, и это отдаляет меня от Олега, но только на некоторое время. Мы миримся, и мы опять друзья и вновь идем по жизни рука об руку. Я — человек горячий, но отходчивый. Все прощаю, особенно друзьям. Так что ты зря косо смотришь на Олега.
