Он лукавил. Обязательство вовсе не казалось ему нелепым, ведь скромную монографию написал он сам. И ее даже чудом издали, однако распространять труд «всей паршивой жизни», как называл книжку Белозерский, пришлось самому гению. Гений к этому был не слишком расположен. Осчастливленными этнографическим опусом оказались лишь соседи-алкоголики и агрессивно-случайные люди, забредавшие к старому болтуну на огонек. По убеждению Каспара, они были отъявленными бандитами, но Белозерский дорожил этим общением. Однокашники, как-никак… и все при деле! Не то что Каспар с пустыми амбициями и ветром в карманах… Белозерский был предан бескорыстной науке, что не мешало ему уважать коммерческую удачу. Сочетание этих качеств отличало этнографа-оригинала и от коллег-ученых, и от дружков-бандитов. Чем он и был интересен.
К мечте Каспара о частной практике, славе и прочих усладах Белозерский относился скептически. Даже когда концепция каспарова кредо созрела и окрепла:
— «Семейный психотерапевт» пока не звучит. Такие услуги войдут в моду лет через десять-пятнадцать. А пока займись спекуляцией. Вот у меня приятель — торгует всякой хренью. Он возьмет тебя в продавцы обоев. Или повидла. Начнешь с малого, а потом, глядишь, и свое дельце откроешь. Например, ларек со снедью. Потом сам наймешь продавцов, сделаешь пристройку и там будешь себе на потеху психотерапевтировать. Но первым делом, знаешь, что? Начальный капитал!
Каспар до поры до времени потешался над такими речами. Над многогранностью друзей Белозерского. Над последствиями идиотской «Асаны». Над пестротой мира вообще. Его первый год в столице прошел на удивление безмятежно, хотя его окружение носилось в поисках утраченного рубля. Даже многие однокурсники суетились, хотя студенту положено быть беспечным прожигателем жизни.
Такие представления о «стьюдентах» стремительно устаревали, но так как они пришли от Авроры, Каспар не спешил с ними расставаться. Мамины заблуждения — это ведь тоже память о ней, и, выходит, их тоже нужно беречь. Не получив высшего образования, Аврора безапелляционно желала его для сына, и приукрашивала студенческую жизнь завлекательными россказнями. Сын твердо решил вкусить все обещанные матушкой радости. Вначале это получалось легко: после армии он ценил каждый миг свободы. Но вот беда: постармейский синдром давал и обратный эффект. Каспар панически боялся потерять время, и торопился, торопился… Избегнувшие этого недуга развлекались без задней мысли, Каспар же на утру после приключений мучился от потерянного времени. Над ним висело Сашенькино «и так потерял два года, а мог бы…».
А Белозерский вдруг заболел. Стал хвататься за левый бок. Потерял интерес к проказам. Каспар не верил! Как можно поверить в то, что, например, самого Бахуса одолел цирроз?! Аналогично несовместимыми были Учитель и рак. Первый приступ случился с ним как раз в тот момент, когда к Каспару вошел господин, клюнувший на объявление об отсутствии в семье. Концепции «злой-добрый» не суждено было сбыться! «Терапевт» весь извелся в ожидании своего компаньона и успел предать того анафеме: «Нажрался, опять, гад, со своими бандюками!». Оставаться наедине с новым клиентом на сей раз совсем не хотелось. Что Каспар ему предложит?! Он был абсолютным дилетантом по части изобретательного вранья. К тому же был движим противоположным посылом: он желал правдоподобно объяснить не отсутствие, а присутствие в семье…
И, тем не менее, пришлось встретиться с неизвестностью лицом к лицу. Неизвестно пожаловала в виде ворчливого господина с тростью, напоминавшего разорившегося купца. Его уже было не одурачить, как Классика, и на расслабляющие прозвища он не согласился. Войдя в «туалетную» резиденцию Каспара, он долго с недоверием оглядывал обстановку. Потом разразился ругательной речью по поводу гнусных жуликов, расплодивших в стране. Потом высказал недовольство по поводу отсутствия приличной вешалки в кабинете: хрупкая рогатая железка, которую предложила посетителю секретарша МуМу, свалилась под тяжестью «купеческой» шубы.
— Борис Митрофанович, — представился гость. — А вы, молодой человек, давайте, показывайте свой каталог девочек. Надеюсь, там найдутся достойные персонажи…
Неласковая речь гостя сочеталась с насмешливо-суровым взглядом. Каспар сперва не понял, о каких девочках шла речь… Потом стало понятно, что Борис Митрофанович принял «Асану» за публичный дом, который столь эвфемистически маскировался под интригующим намеком… Пока привередливый гость, наконец, уяснил, что никакого иносказания в предлагаемых услугах нет, Каспар прослушал целую сагу:
— Я был женат девять раз. А все из-за моей патологической честности. Не хотел никому врать. Я, видите ли, романтик, хотел найти родную душу. И как будто всякий раз находил, но… не два кусочка сахара! Знаете эту притчу? Мне рассказал ее один попутчик в поезде. Послушайте: бог лепил людей из хлеба. Мужчин — только из мякиша, а в каждую женщину клал по кусочку сахара. Но когда он делал последнюю, на ее долю выпало два кусочка. И с тех мужчины ходят налево, потому что хотят найти именно ее…
Каспар про себя прозвал искателя коротко — Фаныч. Внутренние клички никто запретить не в силах. А они полезны, ибо имеют магическую силу. Когда называешь персонажа именем не им предложенным, а изобретенным тобой, получаешь над ним неуловимую власть. Без власти Фанычи идут вразнос. Таких надо утихомиривать исподволь, незаметно. Так же и в супружестве: для непокорного спутника жизни обязательно надо выдумать тайное прозвище, которым называть его только про себя. Эту мысль Каспар накануне развил в новой главе своей монографии «Инстинкт и необходимость» — и даже остался собой доволен. Часов на двенадцать…
Правда про Фаныча приоткрывала свой лукавый лик постепенно. Чванливый господин устал жениться, но остановиться не мог. Он считал, что корень вредной привычки в его патологической честности. Мол, только наметится между супругами отчуждение — неумолимый Борис разрывает один брак и ищет новую жертву. Вместо того чтобы, как все солидные люди, укрепить немного треснувший союз «здоровым леваком». Но как можно-с! Эти грязные шашни с сомнительными доступными женщинами…
— Зачем тогда вообще жениться, если путаться с другими бабами?! — негодовал Борис Митрофанович. — Мне-то хочется слиться с единственной родственной душой, слиться духовно и физически. Но у меня не выходит. Приходится искать следующую…
Столь настойчиво декларируемая моральная чистоплотность всегда имеет под собой скрытый мотив. В лучшем случае — чистоплотность более примитивного, физиологического свойства. Тот, кто испытывает истинное отвращение к «левым» связям, скорей всего, имеет серьезные проблемы и в самом что ни на есть моногамном интиме. Но разнообразие этих проблем неисчерпаемо, и каждый случай уникален. Конечно, честность вечного мужа была на самом деле неврозом. И небольшим личным открытием для Каспара. Его клиент искал «два кусочка сахара», потому что… боялся крови. И, как следствие, подсознательно брезговал женщинами, не отдавая себе в том отчета. Противоположный пол и кровотечение слились у него в неделимую ассоциативную пару. Мужчине с гемофобией сложно поддерживать стабильные гетеросексуальные супружеские отношения, — этим тезисом Каспар заболел надолго. Говорить ни о чем другом не мог:
