Да много было разной шелухи до сего дня, главного дня… Пора наконец и делом заняться. Аркин извлек пылесос из кладовки. Откуда ни возьмись посыпались пыльные фотографии, и сразу вспомнился задумчивый их создатель. Тот в лихую годину свалил часть скарба у Аркина — и затерялся, канул в Лету, заняв немного денег. Да и бог с ним, пусть у бестолкового творца хоть сейчас все сдвинется с абсолютного нуля, тем более сегодня есть шанс. День счастливый, «сила мысли»… Результат, разумеется, не проверишь, да и некогда, часы бегут, а самая приличная рубашка еще валяется в подсыревшей куче тряпья в ванной. С этим сила мысли как-нибудь разберется перед выходом, это — позорная мелочь, а надо позаботиться о главном. О сыне, например, об Алисе, послать им добрый импульс в Австралию — и пусть к ним там приплывет золотой утконос и исполнит любое желание. Сергей пусть в кои веки разбогатеет и купит лошадь. Мечта у него такая, лошадиная. От «силы мысли» даже солнечное сплетение начало сладко расплетаться, шевелиться, как маленький осьминог, и Аркина качнуло от головокружения. Что называется, побочное действие, пустяк по сравнению с тем, что знаменательный день не должен быть окрашен ничьим унынием, во всяком случае, в ближайшем окружении.
Тщедушно постучал в дверь соседушка-лилипут. За папироской. Лучше за сигареткой, но Артур ритуально скромничал, и детские ладошки принимали любое одолжение. «О чем речь, Артур! Может, чайку?» Лилипут застенчиво отнекивался, а Аркин вдруг подумал, бывают ли у маленьких людей большие дети, то бишь стандартные… И что плохого, если пожелать Артуру теплое гнездо с сыном в люльке, таким, как все, — Бог не разгневается, Аркин не лезет в мировые конфликты и не извлекает из пучин Атлантиду, он по мелочи.
Совсем мозги набекрень! С чего он взял, что Артур изнемог без гнездышка, быть может, он мечтает совсем об ином и мыслями бесконечно далек от Земли, какие ему, к чертям, люльки, да и что-то не видал Аркин никогда лилипутских семейств с колясками на выгуле… Пора и впрямь выбросить из головы лишнее и заняться очевидным и вероятным. И в подтверждение праведному намерению Антон энергично помотал головой. Посыпалась, правда, одна перхоть, на этом символическая процедура очищения была исчерпана, а абрис жилища между тем не слишком менялся к лучшему. Главное, что оно есть, и этот факт может опровергнуть только изможденная хмелем женщина в дерматиновой куртке, в «трениках» с обвислыми коленками и со свекольной бордовостью губ, ибо бабушка ее, недорезанная дворянка, учила внучку по возможности лелеять экстерьер при любых невзгодах. Это и была большая хозяйка малогабаритного дома, нежданно появляющаяся за скромной данью. Аркин однажды высчитал, что съем обходится ему в среднем в сорок семь бутылок. Не бог весть какие деньги. Про запас за шифоньером всегда было, заявится, сердешная, он ей быстро сунет в рыло любимое пойло, и до свиданьица. Да и подай она голос при гостях — кто ей, такой, поверит…
А то, что в доме пыль коромыслом и меблишка крошится, как зубы от радиации, — ну и что? Женщин только умиляет холостяцкий бардак. Первейшая задача — защитить от хулиганов и не забыть про торт с шампанским, этим дерьмом пузыристым, а там хоть трава не расти и унитаз засоряйся. Хотя последнее, конечно, категорически лишнее.
В сущности, беспорядок из-за обилия. Обилия хлама. Аркин с отвращением наблюдал, что обрастает вещами, как ракушками, но остановить запущенный процесс не умел. На крайний случай оставался испытанный рецепт: все лишнее на балкон и — забыть, забыть! Стул с поролоновыми кишками наружу — на балкон! И прочее… С балкона невзначай узрел драму. Вопреки привычному раскладу женская половина молчала, а визжал мужичонка. Ох и лупило по мозгам! Коротенькая мадам и не помышляла об отпоре, крикун щелкал над ней громким клювом, как цапля над лягушонком. Так орал на матушку друга детства его болезный отчим; то, что у человека называется щеками, у отчима стекло в две обвислые складки, которые от истерики мелко подрагивали, вызывая колику отвращения у Антона. После чего Аркин возненавидел психопатов. Хотя, по сути, люди как люди. Просто слишком «децибельные». Есть имбецильные, а есть «децибельные». И всем находится место под солнцем. «Только, пожалуйста, не в моем ряду. И не в этот день…» Аркин напрягся и от ощущения своей важности для человечества, которую теперь именовал «силой мысли», почувствовал себя до упора надутым шариком. Аж до блестящих кружочков в глазах! Так что даже и не сразу увидел, как скандалист умолк, уткнулся лбом в блаженно холодящий фонарный столб и остыл, пошел на попятную, понуро извиняясь. Похоже что Аркин перестарался-таки с миротворческими потугами, ибо парочка-то помирилась, а Антошу сморил сон…
И приснилось ему, что бежит он по вокзалу и опаздывает на встречу у какой-то длинной синей машины. Тяжело и сумрачно проснувшись, он не желал и знать, который час, ибо было ясно: все пропало. Посреди комнаты растекся в своей бесформенности мешок с мусором, в ванной в неизменной куче белья подгнивала выходная рубашка. По-хорошему минут через пятнадцать выйти бы степенно из дома, поймать машину, не торгуясь. Прибыть заранее. Помаяться, отгадывая «эта — не эта». Ну черт с ним, над временем можно чуток поколдовать, остальные загвоздки — сущие мелочи!
Аркин легко собрался, зачем-то проведя по своей единой нераздельной копне щербатой засаленной расческой. Как известно, чем больше трепещешь и готовишься перед любой встречей, тем хуже для встречи. Суставы деревенеют, язык не ворочается, заготовленные остроумные пассажи от беспрестанной репетиции про себя стухают внутри и в нужный момент оказываются не при деле. Можно без конца оттачивать вход в гостиную на руках, но если случайно подвернется кнопка… В общем, чем больше настраиваешь свою «внутреннюю скрипку» — тем меньше верь своим ожиданиям. И что это он расчувствовался, как гимназист? А что, если обещанная девочка — непроглядная идиотка в блузончике с люрексом и угловатыми коленками? Чего ж тогда перед ней распинаться… Барышню «силой мысли» не переделаешь в совершенство, в этом даже Всевышний не преуспел. И может, все треволнения зря, и никакой вспышки удачи, и никакого обладания чудом…
Дабы выветрить беспокойство, решил пройтись пешком. В сквере у скамейки ныл золотушный мальчик. Только этого не хватало. Окинув взглядом окрестности, Аркин не обнаружил ни намека на родительскую опеку. На вопрос «Где мама?» мальчик неприветливо икнул и разочарованно оглядел наметившегося опекуна. Наверняка ларчик открывался просто, для подкидыша ребенок великоват, а для пострела, удравшего от бабушки, — слишком мал. Но выводок с колясками ребенка не опознал. Не падая духом, Аркин побрел по аллее, взяв ревуна за теплую недоверчивую ладошку. Потом — обратно. Ответа не было. Похоже, дитя упало с неба. Антоша потихоньку его обаял и закрепил симпатию бананом, который был обстоятельно съеден вместе с соплями. На сем Аркин начал раздражаться и недоумевать, в кого же он такой чадолюбивый и почему мальчонка достался именно ему. В театр он уже опаздывал, как заполярный доктор к чукотскому оленеводу в связи с нелетной погодой, а дитя в бюро находок не сдашь. Идти к людям в форме тоже совестно, ибо смахивает на предательство: неужто он сам не разберется с такими пустяками и сбагрит дитя в казенный дом? И наконец, было бы слишком рискованным шагом заявиться в театр с ребенком. Если особа с юмором, она, конечно, все поймет, но в таком случае ее юмор должен быть столь неисчерпаем, что, пожалуй, исключал бы сомнительную радость от их случайной встречи. Выходит, надеяться на женскую снисходительность Аркину не приходится, и вообще он выдохся и подустал за сегодняшний день. Не покидало ощущение, что внутри головы обосновался маленький кегельбан, где беспрестанно что-то катится и падает. Для устранения таких побочных эффектов редактирования мира не мешало бы треснуть кофеечку, но это опять потеря времени, а между тем в поиске родителей найденыша Аркин ничуть не продвинулся. У ближайшего кафе молился за здравие посетителей нищий. Если в его шляпу изредка падала монетка, он принимался благодарственно сипеть на два тона выше прежнего. Посему его старались милостыней не радовать. Впрочем, чумазое лицо никоим образом не выражало разочарования. Зато Антон растревожился не на шутку: чужие несчастья начинали надоедать из-за назойливой и успевшей прижиться привычки без разбора совать в них свой нос. Аркин начинал скучать по своему еще недавнему здоровому цинизму и легкому равнодушию к окружающим безобразиям, экономившему столько драгоценной жизненной энергии организма.
