— Да остальные разбежались по углам! Кому охота под горячую руку бешеной сестрички?! Тут, знаешь, чем больше зрителей, тем дольше процесс. Я бы и тебе не советовал!
— Да оставь уж свои советы при себе! — неожиданно для себя нагрубил Буров и, не ожидая ответной реплики, двинулся в сторону лестницы.
Еще со времен общей юности Клим помнил бурные вспышки, свойственные Эльвире. Она могла вскипеть неожиданно, без видимых причин, правда, не так давно Силя утверждал, что характер "бешеного огурца" помягчел с годами. Однако, картина, представшая взору Бурова, явно опровергала это утверждение. Силя и Муази были похожи на упрямых санитаров около буйного высокопоставленного больного. Они крепко, но осторожно держали руки встрепанной дамы, с которой слетели все признаки того, что обычно подразумевают под «дамой». Эля то раскачивала их в разные стороны, пытаясь освободиться, то начинала с грохотом пинать, слава строителям, крепкие цельнососновые, а потому тяжелые двери гостевой комнаты с дикими криками:
— Открывай, стерва трусливая! Я тебе на фиг ноги повыдергаю, язык вырву, сиськи узлом завяжу, чтоб тебе на хрен пусто было! В личной и общественной жизни! Твою мать! Репка никчемная!
Собственно, прервать поток Элиного красноречия никто и не пытался. Тут было предпочтительнее переждать, чтобы, не дай бог, не переключить внимание на себя. А может, все уже получили свою порцию ее нелицеприятных высказываний и решили, что на их долю хватит. Иначе обстояли дела Клима. Заметив краем глаза его, прямо скажем, нерешительное появление, Эльвира повернула голову и выдала очередную дозу проклятий:
— Ну что, прикостылял, наконец, тихоня долбаный! Можешь полюбоваться на гребаный цирк. Эта стерва с тухлой глоткой рассвистела про типа мою случку с этим сосунком недоношенным (тут она снова ощутимо пнула дверь). А этот недоумок, даром, что мой брат, принялся выяснять… Да пустите же вы меня, все, не буду ее трогать…
Она сделала шаг по направлению от двери, дождалась, когда оба стража ослабят хватку, и снова устремилась "на абордаж". "А методика не изменилась…" — с грустью подумал Клим, тут же вспомнив, как изрядно выпившая Эля дубасила одного неосторожно выразившегося в сторону ее драгоценной особы знакомого. Она наносила пару ударов, парень кидался на нее, но его удерживали Клим с Силей. Эля вроде успокаивалась, даже как-то смутно извинялась, а потом вдруг вновь принималась метелить обидчика по лицу.
— Эльвира, собственно, там сын твой тебе звонит. Он тебя по мобильнику найти не может, а там что-то случилось, что-то срочное…
Вообще-то Клим рисковал, его выдумка была, как говорится, шита белыми нитками. Но в случае, когда эмоции на пределе, любая сказка может выглядеть правдоподобной. К тому же, Клим подозревал, что "бешеная сестричка" уже успокоилась и теперь, собираясь с мыслями, элементарно имитирует необузданность нрава. И, скорее всего, как раз подыскивает повод свернуть представление.
Как бы там ни было, уловка сработала. Эльвира замерла, потом потрясла головой, словно пытаясь угнездить новую информацию, предварительно вытряхнув старую, потом вздохнула и произнесла еще неспокойным, но уже вполне нормальным голосом:
— Да, отпустите же меня! Он же не будет вечно торчать на телефоне. Он же со вчерашнего дня не звонил!
Уже когда Элины ступни торопливо застучали по лестнице, Силя расслабленно стукнул Клима по плечу и вполголоса бросил с ударением на второй слог:
— Браво!
— Надеюсь, она уже не вернется на прежние позиции, — тихо поддержала Муази.
— А вы, Вера Пална, прямо идеальная хранительница домашнего покоя! — с деланным восхищением констатировал Буров.
Но если Клим и ожидал услышать в ответ на комплимент хоть какое-нибудь объяснение неожиданно энергичного участия интеллигентной «компаньонки» в столь неоднозначной ситуации, то он ошибся. Муази неопределенно качнула головой и промолчала.
— Да, Вера Пална, — не дождавшись ответа, сменил тему Клим, — я попросил сотрудников Алима поместить хм… Георгия Собакина на время в вашу комнату. Ну, пока он не придет в себя. Ничего, что я так… без вашего разрешения…
— Ничего страшного, — безмятежно откликнулась Муази и даже улыбнулась, — он, как ребенок, за ним глаз да глаз. Я присмотрю.
Глава 10. Кант и запах женщины
Спровадив муази (хоть Клим и не имел в мыслях ничего подобного, но получилось так, что спровадил), он аккуратно постучал в дверь гостевой комнаты:
— Лиза, вы как там?
— Ты бы поговорил с ней, — тут же устало предложил Гарин, — а то что-то я совсем вымотался с этими бабскими истериками…
Буров согласно кивнул головой и, выждав паузу для того, чтобы дать приятелю время спуститься по лестнице, снова тихо постучал. На этот раз замок быстро щелкнул, и в образовавшейся щели появилась испуганная физиономия затворницы.
— Сильвестр, а фурия ушла? Ой…
Лизхен не ожидала увидеть Бурова, вернее ожидала увидеть не его и была ощутимо разочарована, однако растерянно пропустила посетителя в комнату. После «бурь» любому человеку остро необходим собеседник, и особенно сильно эта потребность проявляется у женщин, по крайней мере, Клим уже проверил это на вдове покойного и вполне справедливо теперь рассчитывал на бушующий в крови у "охотницы за папиками" адреналин и уже проявленную ранее склонность к безудержной болтливости. Только следовало вовремя "делить на 16", если не на 160: практика показала, что госпожа Чеганова, прямо как опытный «желтый» репортер, способна огорошить слушателя кричащими заголовками и сенсационными открытиями, не имеющими под собой ровным счетом ничего хотя бы приближенно напоминающего действительность. На «утку» с романом Эли и Квасницкого мог попасться только такой идиот, как Юсупов. Но правильней было отметить, что ход Лизхен был идеален — именно только Юсупов и мог попасться. Уж больно жирна, да выгодна ему наживка — как тут не клюнуть. Остальное уже — действие волны: классическое распространение сплетни в массы и опять-таки классическая реакция на сплетника (в данном случае, сплетницу) со стороны пострадавшей Эльвиры. Хотя, конечно, как посмотреть! Вряд ли Лизхен считает пострадавшей "бешеную сестричку", у нее на эту роль есть своя собственная любимая кандидатура.
"А как все-таки любая стрессовая ситуация вытряхивает из людей накопленный «жирок» подготовленных поз и ролей!" — чуть насмешливо подумал Клим, искоса проследив за действиями Чегановой. Ее фальшивый лоск улетучился, равно как и претензия на звание мужеохотницы, осталась чуть избалованная, трусливая и совершенно не обаятельная, одним словом, обыкновенная неуверенная в себе молодая женщина, нуждающаяся в защите, но совершенно не способная даже в отчаянии кому-либо довериться. Впрочем, в характеристике госпожи Чегановой Клим уже упражнялся накануне и не ошибся. В данный момент она совершала массу лишних движений, выбирая себе место в комнате — место для обороны от собеседника, разговора с которым не избежать. Сначала она устроилась на краешке кровати, потом встала и взяла сигарету (со смертью Мунасипова, упокой, господи его душу, все почему-то начали курить, где, не попадя), сделала шаг по направлению к креслу, но остановилась и опять качнулась к круглому журнальному столику, прищуриваясь и шаря глазами, видимо, в поисках зажигалки. Удивительно, что она даже не предприняла попытки попросить ее у Клима. Очевидно, степень безнадежной растерянности достигла внутри нее своей пиковой отметки.
