Яцек скорее представлял себе все это, чем видел, – освещение было слабым. Идя вдоль главного нефа, он услышал над собой шепчущие голоса. Они то ли что-то декламировали, то ли о чем-то молили. Эхо повторяло молитву духов на неведомом языке.
Яцек пошел дальше; голоса стихли, но тут же возобновились уже в другой стороне. Между зонами шепотов стояла тишина. Яцек снова медленно двинулся в толпу уст, шевелившихся над его головой. Он подумал, что Бог послал ему сонм духов, которые очистят его голову от скверных мыслей, – так же, как стайка рыбок очищает стекла аквариума от грязи, поедая ее.
Когда глаза Яцека привыкли к полумраку, он заметил, что не один здесь. К исповедальням под влажными стенами боковых нефов стоят очереди. Приглушенные голоса исповедующихся, накладывались друг на друга и, возносясь вверх, отражаются от свода.
– Сможешь? Без моей помощи? – Юлек заложил руки за голову.
Она сидела на нем и, двигая бедрами, пыталась достичь оргазма, попадая прямиком в центр наслаждения.
– Нет-нет, я сама, – придержала она его коленом.
Небо над Рейкьявиком распогодилось в ночь на пасхальное воскресенье. Контейнер с тесно уложенной кожей уже плыл в Гданьск. Полеты возобновились, и Юлек выбрался наконец из цепких снегов Исландии, сев на первый же рейс – до Лондона. Утренняя пересадка – и вот уже Клара вырвана из объятий сна. Они встретились перед его домом, одновременно хлопнув дверцами машин: он приехал в такси, она – в своей черной «альмере». На улицах было по-праздничному пустынно.
– Ну, я опоздал совсем чуть-чуть.
– Христос воскрес. – Клара вынула из кармана голубое яйцо и разбила его о лоб Юлека.
Вот и лопнула тонкая скорлупка ее злости и беспокойства. Ей даже не надо было разговаривать с ним – он здесь, и этого достаточно. Куртка, исландский свитер с инфантильными козликами, пропотевшая футболка и джинсы, которые, чтобы снять, надо лишь хорошенько дернуть.
Юлек продолжал наблюдать за любовной экзекуцией Клары. Наконец она вскрикнула и упала на него.
«Сейчас я отдохну и вернусь к себе. С каждой минутой я все больше буду собой – умоюсь, оденусь и обособлюсь от него жестами вежливости. Уступлю место, отодвинусь…» – Но что-то было сильнее нее.
– Клара…
– Да? – Ее голос, очищенный криком, звучал звонко.
Она поцеловала его ступни – изогнутую линию подъема, сбегающую к пальцам. Ступни вызывали в ней умиление. Держа на себе весь груз тела, они не теряли своей нежности. Ступни прикасаются к земле, они – подлинные, они – сильные.
Юлек включил музыку.
– Дженис Джоплин? – удивилась Клара. Она-то полагала, что он слушает исключительно классику.
– Послушаем голос из могилы? Потанцуем?
– Я с голыми не танцую, – потянула она его за яички.
Он осмотрелся, чего бы ему надеть: на полу смятая грязная одежда, на столике – часы. Юлек надел часы и подал Кларе руку.
– А так могу я вас пригласить? Это очень, очень дорогие часы, – низко кланялся он, дурачась.
Они танцевали не в ритме блюза, предпочитая свой собственный, еще более медленный, лениво имитируя секс. Старый паркет потрескивал и прогибался, словно твердая кровать.
– Знаешь… Послушай же… – Клара никак не могла закончить фразу: он каждый раз прерывал ее поцелуем и раскрытый рот. – О'кей. Через неделю я еду в Германию, ты помнишь? – быстро произнесла она и отклонилась, прежде чем он успел коснуться ее губ.
– Поехали вместе… А давай – кто первый моргнет!
Она сосредоточилась на черной точке его зрачка. Его лицо менялось в светотенях эмоций от игры улыбкой до дурашливого напряжения. «Сколько жизни в этом парне!» – Оттого что Клара не моргала, глаза у нее слезились. А лицо Яцека – постоянно бледное, остывшее – пробуждало в ней страх.
Зазвонил телефон. Поколебавшись, Юлек все же взял трубку.
– Да, привет. – Он перешел в противоположный угол комнаты. – Нет, к нему я иду после обеда. Что? Да, я разговариваю с тобой, а ты с кем разговариваешь? Или ты ошиблась номером? Что? Непременно сейчас же? Сначала выспись, а я позвоню потом. Нет, не среди ночи. Да, через восемь часов. Ты что, пьяна? Я не понимаю? Чего это я не понимаю?
Клара взяла свои вещи и вышла из спальни.
«Если ему и сейчас так трудно отрезать ей доступ к нему – что же будет, когда она приедет? – Клара догадалась, что звонит его жена. – Она за несколько тысяч километров отсюда, а он не решается отключить телефон. Вот если бы люди были одними лишь голосами… Впрочем, кажется, легче бы от этого не стало».
Клара вошла в кухню, на ходу надевая платье. Изогнувшись, застегнула «молнию» на спине, и вот уже темно-синяя шерсть плотно прилегает к ее стройной фигуре. Клара была голодна – приехала, не позавтракав. Она направилась в прихожую поискать в карманах плаща сухое печенье. Из спальни доносились короткие поддакивания Юлека:
– Ага, да, нуда.
– Прошу прощения, – возник на пороге Юлек. – У Анки оказалось празднично – сентиментальное настроение.
Клара предпочла бы не говорить о ней – ведь тогда из зоны умолчания выйдет и Яцек. Но голос женщины уже прозвучал, пусть и в телефонной трубке. И как тут быть, если Клара обожает ловкое тело ее мужа, любит его манеру двигаться, говорить?…
– Она не прилетит, пришлет уполномоченного. – Обнаженный Юлек взял нож и стал резать хлеб для бутербродов.
Клара не собиралась впутываться в чужую жизнь, брать на себя чье-то прошлое, ввязываться в кругооборот, нет, не крови, а спермы, истекающей из мужа чьей-то жены и соединяющей людей и постели почти семейными узами. Ей было бы вполне достаточно собственного семейства с его домашними казнями, но уход отца был подобен внезапному ножевому удару, а депрессия Яцека – лезвию, медленно вонзающемуся в плоть.
«Были ведь прекрасные времена, когда Солнце еще не грозило опасностью и на орбите Земли, будто бегая за собственными хвостами, кружились собаки…» – Сидя на деревянной веранде, Яцек наблюдал ночное небо и вспоминал шестидесятые годы, когда еще ничего не знали об озоновых дырах, зато всем была известна героическая Лайка.
Метеорный дождь под светлым Регулом во Льве и Головой Гидры оказался снопом искр из трубы. Чадящие струи дыма над хижинами были словно удочки, заброшенные в море звезд, которые знай себе вращались на своих космических вертелах. У Яцека с собой был «Путеводитель по звездам» Хейфеца и Тириона. Он зажигал фонарик и сравнивал прорисованные в книге констелляции с тем, что видел над горизонтом. В это время года хорошо были видны Кастор и Поллукс в Близнецах, Арктур в Волопасе – как продолжение дуги от дышла Большого Воза.
[52]
Яцек не старался запоминать все в деталях, но, быть может, когда-нибудь весеннее небо покажется ему знакомым и будет куда пойти… Он не знал до конца, чего именно ищет. Он уже перестал верить, что между пустым небом и остывающим адом депрессии существует нормальная жизнь.
