Она слонялась по квартире, записывала сообщения мужу на автоответчик, разговаривала по телефону с подругой.
– Да что я буду тебе рассказывать, приезжай и сама все увидишь, – Иоанна приглашала ее в Ломянки, что в четырнадцати километрах от Варшавы, где она наконец-то нашла помещение для своей кондитерской.
Добираться было легко: трасса шла вдоль складов и бетонных бараков, которые, казалось, вырастали прямо из песка, как в странах третьего мира. К некоторым магазинам вели кривые дорожки из плавящегося на солнце асфальта.
– Тетя, тетя! – Михась играл гравием перед неприглядным одноэтажным домом с заплатами штукатурки. – У нас в трубах очень много «Кока-колы».
– Понятно, – Клара погладила его по голове и незаметно сунула ему в карман десять злотых.
– Тебе нравится? – приветствовала ее вопросом Иоанна. Она была в джинсовом комбинезоне и бандане на голове. – Здесь будет основное помещение. Деревянные стулья и столики, все в деревенском стиле, но в меру. Провансальские ткани, – рисовала она в воздухе.
Со стен, над которыми колдовали рабочие, летела пыль.
– Ты это купила?
– Нет, арендовала. Марек добавил денег.
Зубы ему сделали за полцены. Дантистка, с которой они подружились, уговорила и Иоанну немного исправить прикус по смехотворно низкой цене.
– Когда открытие? – Клара закашлялась.
– Надо еще подключить воду, – с досадой произнесла Иоанна и крикнула рабочим: – Если что, я у ворот! – Взяв Клару под руку, она повела ее по двору, окруженному бетонной стеной. – Вот проблема на мою голову с этой водой! А здесь будет парковка… – Она достала сигарету.
– Ты снова куришь?
– Не могу иначе, я брошу, брошу, как только спихну все это с плеч. Хозяин посоветовал выкопать колодец – это дешевле, чем проводить трубы с улицы. Бригада просверлила скважину, а санэпид запретил пользоваться. Нашли там бактерии коли. Сказали, что они здесь везде, потому что выгребные ямы не изолировали и не обеззараживали. Где ни копай – везде дерьмо, Польша стоит на собственном дерьме.
– Габрыся говорит, что даже неандертальцы не хотели жить в Польше, – поднял голову Михась от своих прорытых в гравии туннелей.
– Неандертальцы, – поправила его Иоанна. – У нас тогда были ледники.
– Ледники? Значит, было и мороженое? И они не захотели жить там, где мороженое? – удивился Михась.
– Ледники не имеют никакого отношения к мороженому, идиот! Это промерзшая земля, на которой нельзя жить.
– У нас, значит, были ледники, а где-то не было? И что, там было хорошо? – не унимался мальчуган.
– Ну вот, сейчас он умничает, а скоро будет орать. Радуйся, что у тебя нет детей, – вздохнула Иоанна и вдавила ногой в землю окурок и пустой коробок из-под спичек.
– Не знаю, теряю ли я что-нибудь…
Клара «рожала» вместе с подругой, вместе с ней переживала все болезни ее детей, их первые причастия, их бунты – и пришла к выводу, что воспитание – процесс, во-первых, долгий, во-вторых, несправедливый. Родители изначально приговорены к пожизненному отбыванию «наказания», и ошибки, совершенные ими по незнанию, впоследствии безжалостно извлекаются на свет Божий, чтобы свидетельствовать против них.
– Мисек, сбегай за зажигалкой. – Иоанна отослала сынишку, смекнув, что тот подслушивает.
Мальчуган поднялся с колен и неохотно направился к складу.
– Здорово вырос, – удивилась Клара.
Да, двое старших взрослели. Иоанне казалось, что, взрослея, они отдаляются от нее и Марека, «отрастают» от них. Они не такие, какими были в их возрасте родители, – сторонниками идей, провозглашенных поэтами и бунтарями, – мюзикл «Волосы», Герберт
[64]
… В комнате Габрыси висели постеры попсовых «звезд», рекламирующих консьюмеризм. Боб Дилан пропагандировал свободу, а не картофель фри. Качмарски
[65]
не расхваливал бы ни спортивные ботинки, ни страховую компанию. Он предпочел бы вырвать себе изъеденное раком горло, чем жить без песни. На первую часть «Матрицы», не лишенную духовного содержания, они ходили всей семьей; и что тут поделаешь, если впоследствии ее герои опустились до торговли пивом и автомобильными двигателями. Иоанна не питала иллюзий, что ее младший, Мацюсь, каким-то чудом избежит этого идиотизма, жертвой которого стало целое поколение. Он уже подражал старшим сестре и брату – пялился в телевизор, тянул ручки за ломтиками фри из «Макдональдса». В его маленькой головке, покрытой светлым пушком, уже боролись между собой фирменные лейблы. В нейронах его невинного мозга навсегда застолбили себе место мировые гиганты «Дисней», «Лего»… Иоанна была самой что ни на есть обыкновенной беспомощной матерью, втайне мечтающей о решении проблемы одним махом: с утра она просыпается, включает телевизор, а там – террористическое покушение на MTV и прочий болтливый сброд с остальных каналов; их разбивают на пиксели, безвозвратно рассыпают на фотоны, и вместе с ними взрываются человечки X, мелькающие на каналах «Zip Zap», «Cartoon», «Kids Fox», и японские ужастики. Короткая атомная вспышка, на пустых экранах – снегопад, и к концу шоу-апокалипсиса скелетообразные Барби обрастают пухленькими тельцами, Винни-Пух восстает из силиконового анабиоза и снова становится плюшевым медвежонком… Есть и другое решение: родить маленького и не повторять с ним ошибок, допущенных при воспитании Габрыси, Михася и Мацека.
– Мы с Мареком думаем, не завести ли нам четвертого ребенка. – Иоанна, вся в строительной пыли, выглядела счастливой.
– «Мы с Мареком думаем»?…
Клара, не желая омрачать настроение подруги, не стала напоминать о ее же собственных жалобах: «Марек ни о чем не беспокоится, а я на всю жизнь в плену горшков и пеленок».
– Меня ужасно потрясла смерть Папы. Даже не могу тебе объяснить… Ты не была здесь в тот момент, и вообще ты не очень-то верующая… Марек тоже изменился. Только сейчас я поняла, как сильно он меня любит. Человек должен созреть, дорасти до некоторых решений…
– Иося, умер Папа – и поэтому вы решаетесь на нового ребенка?
Со стороны склада послышались удары в стену.
– Лучшее, что у нас с Мареком есть, – это дети. Красивые, здоровые…
– Ну, решили так решили. Ты не обязана передо мной оправдываться. Но ты боялась, что Марек может потерять работу…
– Все как-то прояснилось… Нужно довериться жизни. После смерти такого человека, – по пыльным щекам Иоанны заструились слезы, – некоторые вещи видишь иначе. Правда. То, что действительно важно… Если бы у нас были условия, я бы и семерых завела. Нет ничего прекраснее детей.
