– Клара, твоя мать была бы рада убедиться в своей правоте, ведь она всегда считала польские восстания национальными катастрофами, не так ли?
Он напомнил ей о матери. Вот ее миниатюрная фигурка в дверях, с подносом грязной посуды. Павел вовлекал ее в разговор, искушал любимыми историческими темами, чтобы продлить перерыв в зубрежке во время подготовки к экзаменам.
– Мы гордимся нашими восстаниями, нашей отвагой. Иные не шли бы на это – на верную смерть, без оглядки! Нормальные нации не квасили из поколения в поколение, как наша шляхта и сплошь пропитое крестьянство. В том, в старшем поколении я не знаю семьи без алкоголика. Это остается в генах. Отсюда и польский избыток энергии вместо здравого смысла. Это типично для FAS. Нас вечно трясет, мы готовы сражаться «за нашу и вашу свободу».
[71]
Мы потерпели поражения в восстаниях, но ни на йоту не поумнели. Начиная с 1989 мы снова проигрываем – уже на выборах. Всенародное ополчение к урнам – и снова не подумав, без оглядки. Восемьдесят процентов голосов за идиота или гангстера. И «не успеет луна обратиться дважды», как народный избранник напрочь теряет поддержку и опускается на дно – тоже без причины. С глаз долой, из сердца вон. И политика здесь ни при чем. Это FAS, синдром нерациональной возбудимости, управляет выборами в нашей стране. Люди с FAS агрессивны, тупы, хамовиты – разве не так говорят о поляках? Поляки – хамы, «Хамас» Европы, ха-ха. Смерть Папы всех потрясла, что-то народ просек. Детей с FAS тоже приходится трясти, чтобы до них дошло; впрочем, доходит до них ненадолго. Мозг с FAS функционирует не так, как нормальный: он реагирует только на раздражитель, а планировать, предвидеть – не способен. Он быстро схватывает, но быстро и забывает.
– Яцек думает так же, как ты. – Клара слышала из кухни мерные звуки шинкования. – Он не употребляет научных терминов, но видит Польшу сходным образом.
– Его беда в том, что он из-за этого болеет.
– Павел… – Она уже была готова сказать ему о своем решении – скорее как лечащему врачу Яцека, чем своему другу, но заколебалась. Звуки на кухне прекратились. – Созвонимся. Мне пора.
Она поймала себя на страхе. Яцек пришел бы в ярость, узнай, что она говорит о нем, тем более с человеком, так хорошо осведомленным о его болезни. Она покорно принимала его обвинения, поддакивала, а мысленно была с Юлеком. Юлек здесь, его длинные пальцы снизу доверху повторяют пассажи на ее обнаженном теле. Она не делилась с ним тем, что бурлило в ней после домашних ссор, после приступов молчания. Он и так все знал.
– Еще? Хватит? Сильнее? Не надо? – прочитывал он ее желания.
Клара накрылась жестким пледом. Она старалась не создавать шума, не привлекать к себе внимания Яцека. В пепельнице, окованной золотыми пластинами, дотлевала арабская ароматная смесь из амбры и засушенных цветов. Клара вдыхала дым, который, расплываясь, смешивался с запахом квартиры. Она не представляла себе, как будет паковать чемоданы – доставать плечики из шкафов, выложенных изнутри лавандовой бумагой, снимать с них одежду, отбирать книги… Это все равно что выпотрошить дом. Тяжелая мебель из экзотических лавок была ковчегом примирения их вкусов, знаком согласия в том, что полезно, что красиво, что ценно. «Вишневый стол в гостиной, двухдверный шкаф…» – Клара в полусне составляла список предметов. Она сама не знала, что ею движет в большей степени – привязанность к каким-то вещам или стоимость имущества, подлежащего разделу.
Яцек по привычке толкнул дверь в ее комнату. Дверь не открылась. Ему пришлось взять в другую руку поднос с тарелками и вилками. Освободившейся рукой он нажал на ручку. Поставил на скамью миски с салатом.
Обычно Клара не засыпала после обеда – в крайнем случае она глубоко расслаблялась: ложилась, закатывая глаза, и впадала в короткую целебную летаргию, после которой готова была принимать пациентов до поздней ночи. Яцек опустился на колени, нежно провел вилкой по ее руке, запутавшейся в пледе.
– Извини, – погладила Клара следы своих ногтей на спине Юлека.
– Ничего.
– Я больше не буду.
– Это не больно. В такие моменты ничего не болит, – шепчет Юлек.
Она лежит на спине, между выпирающими тазовыми косточками – напряженный живот, под ним – беспорядок лобковых волос, прикрывающих самое чувствительное место.
– Чонок, – целует он ее.
Она онемела. Он произнес это голосом Яцека. Только Яцек так ее называет. Она ведь не рыжая, у нее темно-каштановые волосы с несколькими седыми нитями.
– Ты никогда не кормила белок в Лазенках?
[72]
Бросаешь им хлеб, пирожные, а они прыг-прыг – уже на тебе, уже скребутся в твоих карманах. – Юлек легонько царапает ногтями по ее бедрам.
Яцек услышал то ли неясно произнесенное слово, то ли горловой звук, когда сглатывают слюну после долгого молчания. Глазные яблоки Клары двигались под веками вправо и влево, как автомобильные «дворники». Сон очищает сознание, стирает излишек воспоминаний. Яцек надеялся, что он сотрет из памяти Клары и все то плохое, что было между ними в последние месяцы. Вот голубоватая жилка на ее виске, по-детски сжатые губы и кулачки. Он всегда был с ней, хотя она и не знала об этом. Таблетки нивелировали эмоции, поэтому он и бросил их пить. Он чувствовал, как что-то зашевелилось в нем наконец, как кровь стала бежать быстрее и появились слезы.
– Клара…
Он не хотел ее будить. Он мысленно предпочел бы попросить ее вернуть то, что было раньше: вместе готовить завтраки – он режет хлеб, она намазывает масло, вместе слушают утренние известия, вместе перед сном читают, и она согревает о него озябшие ноги.
– Чонок.
«Разработать проект до уровня рыночного предложения». Яцек вычеркнул это – уже сделано. Следующий пункт: «Найти пайщика» – возможно, уладит сегодня. На четыре часа у него назначена встреча с двумя краковскими предпринимателями, которые делают вложения в строительство пригородных районов. Третий пункт – самый трудный: «Вопреки клиенту ввести в моду то, чего он ждет, хотя и не догадывается об этом».
Яцек обдумывал этот проект еще в период своего участия в «Польских подворьях». Потом, увлекшись «умными домами», забросил эту идею, а теперь она может ознаменовать его триумфальное возвращение в отрасль. Это троянский конь, настоящий троянский конь на славянской земле, причем созданный по греческому образцу – гигантский, деревянный! Сделать так, чтобы предприниматели согласились на инвестиции, – вот что требовало от Яцека ловкости и хитрости. Он мечтал о внутреннем дворике типа патио, окруженном гаражом, мастерской, домиком для гостей, сауной, внешне выглядящими в точности как риги. Если бы он сказал напрямик: «Дом – всего лишь приложение, проект посвящен ригам» – это означало бы признаться в собственной губительной страсти. Ему предстояло найти к инвесторам подход, подольститься к ним, ввести их в круг посвященных:
