Глаза Ариэля блеснули:
— «Что там внутри», да. Я хочу, чтобы мы поговорили немного и об этом.
— О том, что упаковано в свёртках?
— Нет, о том, что там, внутри тебя.
— Фу, какая гадость.
— Это занятно.
— Что именно?
— Что вы считаете, будто говорить о том, из чего вы сделаны — это гадко. Подумай, что было бы, если бы камень не выносил мысли о том, что он камень. Это был бы очень несчастный камень, потому что ему пришлось бы жить с презрением к самому себе много тысяч лет, прежде чем он постепенно разрушился бы и превратился в песок. Но вы живёте не так долго…
— Ну ладно, давай поговорим и о том, что у нас внутри. Но только с одним условием.
— И что это за условие?
— Что потом ты расскажешь мне много удивительного о небесах.
— Ангелы никогда не нарушают договорённостей.
— Разумеется, иначе я бы перестала верить вообще всему.
— Может быть, ты сможешь ответить на один вопрос, который мы часто обсуждаем на небесах, но редко сходимся во мнениях. Об этом говорить немного неловко, но…
— Спрашивай!
Ариэль сделал паузу.
— Вы чувствуете, как кровь бежит по венам?
— Только когда у нас кровотечение или нам надо сдавать анализ. Но тогда кровь вытекает из нас…
— И что ты чувствуешь?
— Иногда просто щекотно, а потом начинает жечься.
— Но вы же чувствуете плоть и кровь внутри себя?
Она покачала головой:
— Я думаю, что мы сделаны так, что не ощущаем того, что под кожей. Кожа позволяет нам чувствовать друг друга, но, к счастью, нам не приходится ходить и чувствовать самих себя.
— Но что-нибудь вы должны чувствовать.
Сесилия немного подумала, а потом покачала головой:
— Ничегошеньки, до тех пор, пока мы здоровы. Только когда у нас что-то болит…
— Болит?
— Колет… или колотится… или жжёт.
Он удручённо взмахнул руками:
— «Колет, или колотится, или жжёт…»
Сесилия сказала:
— Ты никогда не пробовал ущипнуть себя за руку?
— Нет, никогда.
— Надо бы тебе попробовать, иначе не поймёшь, спишь ты или нет.
Ариэль попробовал ущипнуть себя за руку, но Сесилия заметила, что он не может ухватить себя за кожу. Он покачал головой и признался:
— Ангелы не могут ущипнуть себя за руку. Мы ничего не чувствуем.
Девочка вздрогнула.
— Но тогда ты не можешь знать, настоящий ли ты.
На секунду — а может, ещё меньше — ей показалось, что Ариэль исчез. Возможно, она просто моргнула.
Вернувшись, он сказал:
— Мы должны спешить, тебя надо вернуть в кровать.
— Почему?
— Сейчас семь часов. Осталось всего несколько секунд до звонка будильника. Сейчас он зазвонит…
Проснувшись, Сесилия почувствовала тяжесть во всём теле. На улице было так светло и ясно, как и должно быть в первый день Рождества.
У девочки остались смутные воспоминания о ночных событиях. Ариэль отнёс её на руках в гостиную. Потом, когда прозвонил будильник в спальне мамы и папы, он отнёс её обратно наверх.
— Ариэль! — прошептала Сесилия.
Но ответа не было. Может быть, он приходил только по ночам…
Она взяла с тумбочки колокольчик и позвонила. Маме понадобилось столько же времени, чтобы прийти, как и Ариэлю, чтобы зажечь гирлянду на рождественской ёлке.
Она тоже появилась, как джинн из лампы.
— Ну вот ты и проснулась!
Мама встала на колени у кровати Сесилии.
— Уже почти час дня. Ты всё это время спала?
Девочка покачала головой.
— А чем же ты тогда занималась?
— Я лежала, смотрела, слушала. Ночью в доме тоже раздаются звуки, если хорошенько прислушаться. Иногда я даже слышу, как на улице падает снег.
— А что ты рассматривала?
— Через окно так красиво проходит свет…
— Тебе надо было позвонить в колокольчик.
— Я лежала и думала обо всём на свете.
— У тебя что-нибудь болело?
— Нет… не очень.
— Что ты чувствовала?
— Ты опять начинаешь?
— Что?
— Да нет, ничего. Я чувствую ужасную слабость…
— Когда я заглядывала к тебе около семи часов, ты спала как камень.
— Камни не спят, мама.
— Ты улыбалась во сне.
— Камни не могут улыбаться… Кстати, я заснула как раз перед тем, как ты зашла.
— Да?
— Я слышала, как звонил будильник.
Мама потрогала ладонью её лоб.
— Пришла Кристина. Она сидит внизу в гостиной и ест марципановую конфету, которой её угостил Лассе.
— Ну и на здоровье.
— Что ты хочешь сказать?
— Я не хочу никаких марципановых конфет. У тебя что, не всё в порядке с головой?
— Надеюсь, в порядке.
— Просто пришли её наверх. Я больше не боюсь уколов.
— Сначала нам надо сходить в ванную.
— Но мама…
— В смысле?
— Не могла бы Кристина просто вколоть мне этот укол — и мы бы разделались с этим.
— Да?
— Просто я всё время слышу столько разговоров о том, как я себя чувствую, как всё это называется и так далее. Я устала разговаривать об этом. К тому же, сегодня первый день Рождества.
— Возможно, Кристине все-таки придётся тебя немного осмотреть.
— Но ты будешь здесь. И если она начнёт утешать меня и причитать, ты её выставишь за дверь. Всё равно я не знаю, что ей отвечать.
— Постараюсь.
— И мама — я обязательно поправлюсь. Я обещаю.
— Да, конечно.
— Но только мне позволено говорить о том, что я скоро поправлюсь. Когда это говорите вы, мне кажется, что вы хотите меня помучить.
— Ты шутишь!
Сесилия подняла глаза.
— Ты что, плачешь?
Мама коснулась руками глаз.
— Да нет….
— Во всяком случае, у тебя в глазах слёзы.
— Ерунда, я просто резала лук.
— Опять?
