– Даст, – уверенно заявил инспектор. –
Добровольно и чистосердечно. – На щеках японца выступил румянец, голос
стал бодрым и энергичным. Трудно было поверить, что всего минуту назад этот
человек походил на живого покойника, – Онокодзи изнежен и слаб. А главное
подвержен всевозможнейшим порокам, в том числе запретным. До сих пор я его не
трогал, полагая, что этот бездельник, в сущности, безобиден. К тому же у него
множество высоких покровителей. Но теперь я его возьму.
– За что?
Асагава задумался не более чем на пару секунд.
– Он чуть не каждый день таскается в «Девятый номер».
Это самый знаменитый йокогамский бордель, знаете?
Фандорин помотал головой.
– Ах да, вы ведь у нас недавно… Там имеется товар на
все вкусы. Например, есть у хозяина так называемый «пансион», для любителей
молоденьких девочек. Попадаются тринадцати-, двенадцати-, даже одиннадцатилетние.
Это противозаконно, но поскольку в «Девятом номере» работают одни иностранки,
мы не вмешиваемся, не наша юрисдикция. Онокодзи – большой любитель «малюток». Я
велю хозяину (а он у меня в долгу) дать знать, как только князь уединится с
девчонкой. Тут-то его и надо брать. Я сам, к сожалению, не смогу – арест должна
произвести муниципальная полиция.
– Значит, снова поработаем с сержантом
Локстоном, – кивнул Эраст Петрович. – А скажите, нет ли среди
малолетних п-проституток российских подданных? Это оправдало бы моё участие в
деле.
– Кажется, есть одна полька, – припомнил
Асагава. – Не знаю только, какой у неё паспорт. Скорее всего никакого,
ведь она несовершеннолетняя.
– Царство Польское входит в состав Российской империи,
а стало быть, несчастная ж-жертва разврата вполне может оказаться моей
соотечественницей. Во всяком случае, долг вице-консула это проверить. Ну что,
инспектор, передумали резать себе живот?
Титулярный советник улыбнулся, но Асагава был серьёзен.
– Вы правы, – сказал он задумчиво. – Сэппуку
– пережиток средневековья.
В спину Фандорину ударило что-то маленькое и жёсткое. Он
обернулся – крикетный мяч. Кто-то из спортсмэнов послал его слишком далеко от
цели.
Подобрав упругий кожаный шарик, Эраст Петрович размахнулся,
зашвырнул его на противоположную сторону площадки. Когда же снова обернулся к
кустам, инспектора уже не было – лишь покачивались белые гроздья акации.
Кружит голову,
Сводит с ума белая
Акации гроздь.
Кусочек счастья
– Что ж, стоит попробовать, – сказал Всеволод
Витальевич, щуря свои красноватые глаза. – Если вам удастся разоблачить
интенданта, это будет мощным ударом по партии войны. А ваше участие в
расследовании не только снимет с нас подозрение в причастности к убийству
Окубо, но и существенно поднимет российские акции в Японии.
Фандорин застал консула в халате, за утренним чаепитием.
Редкие волосы Доронина были обтянуты сеточкой, в открытом вороте рубашки
виднелась тощая кадыкастая шея.
Обаяси-сан с поклоном предложила гостю чашку, но Эраст
Петрович отказался, соврав, что уже почаевничал. Ни есть, ни пить по-прежнему
не хотелось. Зато исчезла апатия, сердце билось сильно и ровно. «Инстинкт охоты
не менее древний и могучий, чем инстинкт любви», подумал титулярный советник и
обрадовался, что к нему возвращается привычка рационализировать собственные
чувства.
– Господину посланнику о вашей новой затее мы сообщать
не станем. – Доронин, оттопырив мизинец, поднёс ко рту чашку, но не
отпил. – Иначе он поручит дело капитан-лейтенанту Бухарцеву, и тот
отличным образом всё провалит.
Эраст Петрович пожал плечами:
– Зачем же тревожить его п-превосходительство по
пустякам? Большое дело: вице-консул защищает интересы несовершеннолетней жертвы
растления. Речь ведь пока идёт только об этом.
И здесь Всеволод Витальевич произнёс весьма опрометчивую
фразу.
– Знаете, что такое настоящий патриотизм? – Поднял
палец и изрёк. – Действовать на благо Родины, даже если при этом идёшь
против воли начальства.
Титулярный советник обдумал эту рискованную максиму. Кивнул,
соглашаясь.
– Спасибо за афоризм, я чувствую, что он мне в жизни
ещё не раз п-пригодится. Раз так, я, пожалуй, ничего больше вам рассказывать не
стану. Буду действовать, как настоящий патриот, то есть без санкции начальства,
по собственному разумению. Если что, сам за всё и отвечу. Пока будем считать,
что этого нашего разговора не было.
Доронин вспыхнул, вскочил со стула, сорвал с волос сеточку.
– Что за низкую роль вы мне отводите, милостивый
государь! Прибыль, значит, пополам, а в случае убытка не извольте беспокоиться?
Я русский дипломат, а не биржевой спекулянт!
Бедная Обаяси, испуганная внезапным криком, замерла,
прикрыла рот ладонью.
Эраст Петрович тоже поднялся со стула.
– Вот именно, – сухо сказал он, покоробленный
«милостивым государем». – Вы дипломат, консул Российской империи, и должны
думать не о вашей роли, а о благе отечества.
* * *
Разговор с Локстоном прошёл гораздо проще, без
интеллигентских рефлексий.
– Значит, если покровители желтопузого сиятельства
берут нас за задницу, я валю все на вас, – резюмировал американец. –
Моё дело сторона: поступил вызов от русского консульства, обязан выполнять.
Ноты и протесты, Расти, это по вашему ведомству.
– Именно так.
– Тогда я в игре. – Сержант ухмыльнулся. –
Засадить настоящего даймё в кутузку – это по мне. Будет знать, как наших
девчонок поганить! А если вам удастся прижучить ублюдка Сугу, с меня ящик
настоящего бурбона, по доллар девяносто девять бутылка. Ишь, обезьяна, что
придумал – белых людей за нос водить. Я со своими парнями, как идиот, стерёг
болото, пока он обтяпывал свои грязные делишки. Такого Уолтер Локстон никому не
спустит, и уж особенно паршивому косоглазому туземцу!
Поморщившись на американскую манеру отзываться об иных
расах, титулярный советник повторил суть:
– Вы ждёте сигнала. Как только Онокодзи в очередной раз
явится в «Девятый номер», хозяин подсунет ему полячку. Асагава немедленно даёт
вам знать. Вы спешите в бордель, производите арест на месте з-злодеяния. Потом
вызываете русского вице-консула и начальника японской полиции.
* * *
«Очередного раза» ждать пришлось недолго.
