– Это настоящее открытие! – продолжил сержант,
приходя во всё больший восторг. – Это ж какие перспективы открываются
перед полицией! Как быть, если преступник запирается, не желает выдавать
сообщников? Раньше его подвешивали на дыбу, жгли раскалёнными щипцами и всё
такое. Во-первых, это нецивилизованно. Во-вторых, есть такие крепкие орешки,
которых никакой пыткой не возьмёшь. А тут – пожалуйста. Культурно, по-научному!
Приучить такого упрямца к морфию, а после – бац, и больше не давать. Всё
расскажет, как миленький! Послушайте, Гоу, я напишу об этом статью в
«Полицейскую газету». Конечно, и вас упомяну. Только идея все-таки моя. У вас
это вышло случайно, а метод изобрёл я. Вы, дружище, ведь не станете это
оспаривать? – забеспокоился Локстон.
– Не стану, Уолтер, не стану. Можете обо мне вовсе не
упоминать. – Инспектор подошёл к решётке, посмотрел на всхлипывающего
князя. – Скажите, доктор, у вас в саквояже найдётся ампула морфия и шприц?
– Конечно.
Онокодзи распрямился, с мольбой глядя на Асагаву.
– Что, ваше сиятельство, поговорим? – задушевно
сказал ему инспектор.
Арестованный кивнул, облизнув сухие лиловые губы.
Эраст Петрович хмурился, но молчал – главным сейчас был
японский инспектор.
– Спасибо, доктор, – сказал Асагава. –
Заправьте шприц и дайте мне. Можете идти спать.
Твигсу явно не хотелось уходить. С любопытством разглядывая
связанного, он медленно рылся в своём чемоданчике, не спеша вскрывал ампулу,
долго рассматривал шприц.
Посвящать врача в тайны закулисной политики никто не
собирался, это произошло само собой.
– Ну скорее же, скорее! – закричал князь. –
Ради Бога! Что вы возитесь? Один маленький укольчик, и я расскажу про Сугу всё,
что знаю!
Твигс тут же навострил уши.
– Про кого? Про Сугу? Про интенданта полиции? А что он
сделал?
Делать нечего – пришлось объяснить. Так и вышло, что группа,
расследовавшая дело о странной смерти капитана Благолепова, вновь оказалась в
прежнем составе. Только статус у неё теперь был иной: уже не официальные
дознатели, а, пожалуй что, заговорщики.
* * *
После того как арестанта развязали и укололи, он почти сразу
же порозовел, заулыбался, сделался развязным и говорливым. Болтал много, но
существенного рассказал мало.
По словам Онокодзи, новоиспечённый интендант полиции принял
участие в заговоре против великого реформатора, потому что затаил обиду –
оскорбился, что его подчинили никчёмному аристократишке с большими связями.
Суга, будучи человеком умным и хитрым, выстроил интригу так, чтобы одновременно
достичь двух целей: отомстить министру, не сумевшему оценить его по
достоинству, и свалить ответственность на своего непосредственного начальника,
дабы занять его место. Всё это Суге отлично удалось. В обществе, конечно,
болтают всякое, но мёртвый лев перестаёт быть царём зверей и превращается в
обычную дохлятину, поэтому покойный Окубо теперь никого не интересует. В высших
сферах дуют новые ветра, любимцы убитого министра уступают место ставленникам
противоположной партии.
– Участие Суги в заговоре – это слух или д-достоверный
факт? – спросил Фандорин, разочарованный этой легкомысленной трескотнёй.
Князь пожал плечами.
– Доказательств, разумеется, нет, но мои сведения
обычно верны, иначе я давно бы умер с голода. Скупердяй Цурумаки, всем
обязанный нашему семейству, выплачивает мне такое жалкое пособие, что его едва
хватает на приличные рубашки.
Пять тысяч иен в месяц, вспомнил Фандорин. Двадцать
вице-консульских окладов.
– А кто руководил з-заговором? От кого Суга получил в
награду усадьбу Такарадзака?
– Сацумские самураи создали целую организацию, члены
которой поклялись истребить «предателя» Окубо. Эти люди приготовились к долгой
охоте, собрали большие деньги. Хватило бы на дюжину поместий.
Дальнейшие расспросы ничего не дали. Онокодзи повторял одно
и то же, то и дело отвлекался на великосветские сплетни и вконец заморочил
допрашивающим голову.
В конце концов, поняв, что больше ничего полезного не
выяснят, они отошли в сторону и попытались выработать план дальнейших действий.
– Кроме уверенности в том, что Суга виновен, и
кое-каких деталей, не подтверждённых доказательствами, у нас ничего нет, –
кисло сказал Эраст Петрович, уже не сомневаясь, что заварил всю эту кашу
напрасно. Хитроумная и сомнительная с нравственной точки зрения операция мало
что дала.
Асагава тоже был мрачен, но решимости не утратил:
– И все же отступаться нельзя. Суга должен понести
расплату за своё злодейство.
– А что если так? – предложил Локстон. –
Интендант получает анонимное письмо, в котором сказано: «Ты думаешь, что ты
ловкач и всех надул, но ты, парень, наследил. У меня на тебя кое-что есть. На
Окубо мне наплевать, туда ему и дорога, но мне позарез нужны деньги. Приходи
туда-то во столько-то, и произведём обмен: я тебе отдам улику, ты мне – скажем,
десять тысяч». А для достоверности изложить в письме кое-какие подробности про
его делишки: и про украденные реляции, и про кляп, и про усадьбу. Суга в любом
случае переполошится, захочет посмотреть, что за шантажист, да чем располагает.
Если не пришлёт к назначенному месту отряд полиции, а явится сам, уже одним
этим выдаст себя со всеми потрохами. Ну как план? – Сержант горделиво
посмотрел на товарищей. – Недурён?
Титулярный советник его расстроил.
– Дурён. Никуда не годится. Суга, конечно же, не
придёт. Он не дурак.
Локстон не сдавался:
– Пришлёт полицейских? Вряд ли. Не захочет рисковать.
Вдруг у шантажиста в самом деле улики?
– И п-полицейских не будет. Явятся очередные сацумцы и
изрубят нас с вами в мелкую лапшу.
– М-да, это очень вероятно, – признал доктор.
Инспектор же ничего не сказал, лишь ещё больше нахмурился.
Совещающиеся умолкли.
– Эй! О чем вы там шепчетесь? – крикнул Онокодзи,
подходя к решётке. – Не знаете, как прижать Сугу? Я скажу вам! А вы за это
выпустите меня на свободу. Идёт?
Все четверо разом обернулись к арестанту. Не сговариваясь,
двинулись к решётке.
Князь протянул меж прутьев ладонь.
– Одну ампулку про запас. И шприц. В качестве аванса.
– Дайте, – велел Асагава доктору. – Если
скажет чушь, отберём назад.
